Гунны
Шрифт:
В зал в сопровождении двух довольно симпатичных девушек вошла Тураки-хатун. Музыкант тут же остановил свою игру, а все присутствующие затихли.
«Ага, вот тут кто по-настоящему правит балом», — решил я.
Но «моя» бабка, пройдя в конец комнаты, скромно села за спинами сидящих и уставилась в пол.
Ужас став с места объявил:
— Сегодня утром мы потеряли внешнюю стену, каган Шоже смертельно ранен, завтра с утра ханьцы пойдут на решительный штурм. Нужно решить, как нам выступить в бой.
Тут сидящий от меня слева «старец», встав, сообщил:
— Мы кочевники и привыкли сражаться
Практически все присутствующие одобрительно загудели, молчали только Ужас, и «старец» сидевший слева. Но он встал и продолжил:
— Завтра, так или иначе, мы погибнем: ханьцев шесть туменов, нас только шесть тысяч.
«Видимо он не посчитал легионеров», — отметил я про себя.
— Выйдя за стену мы погибнем, но погибнем в бою, будучи гуннами, смело смотря вперед и несясь на врага. Оставшись под защитой стен, мы уподобимся тем же ханьцам и все равно погибнем, но тогда нам стыдно будет предстать перед нашими предками. Нужно выпустить первыми воинов Рима, на которых ханьцы отправят своих стрелков, а в это время мы под твоим командованием атакуем их основные силы, — обратился он ко мне.
«Это чего? Я что всех поведу в последний бой? — я оглядел присутствующих. Все смотрели на меня с ожиданием, кроме «моей» бабки, которая продолжала сидеть, опустив вниз голову, — Вы, что хотите, чтобы я одобрил этот самоубийственный план? Да ни за, что!»
— Хорошо, — хрипло выдавил я.
Я почему-то побоялся сказать нет. Тогда пришлось бы выдвигать альтернативный план, которого у меня не было и быть не могло.
— Хорошо, — четче повторил я.
Все одобрительно зашумели, но Тураки-хатун, услышав меня, встрепенулась и внимательно посмотрела на меня.
Кажется, она меня заподозрила. Спалила мой «треснувший» голос. Надо по-быстрому свалить с этого совещания, пока она окончательно не вывела меня на чистую воду.
Я встал и сказал:
— Завтра в бой. Всем тщательно подготовиться. Нужно забрать с собой как можно больше врагов, — и направился к большой двери, окованной железом. Ничего умнее я в тот момент придумать не смог. Все воины, включая Ужаса, встав, склонились передо мной в легком поклоне.
Ко мне подбежали «сестренки», подав «отобранное» у меня ими оружие и шлем.
Выйдя за дверь, оказался на уже знакомой мне площади. Впереди находились «родные» мне ворота с надвратной башней. Повернул направо и, пройдя метров пятьдесят после окончания передней стены цитадели, решил обойти ее. Пройдя еще столько же, подошел к противоположной от ворот стене. За стеной была река, на другой стороне которой никого не было. Я взглянул на небо, солнце уже клонилось к закату.
«Может свалить отсюда ночью, по-тихому, переплыв реку? — подумал я. — А потом куда пойду? Это не вариант. Нужно выжить и выжить любой ценой, но выжить так, чтобы потом, если и не получится возвратиться в свое время, то жить долго и счастливо».
Поднявшись на ближайшую башню, я осмотрел крепость. Она была неплохой. Стены крепости в отличие от внешних были каменными, высотой до пяти-шести метров и расположены
По бокам и позади центральной цитадели располагались небольшие дома и еще над многими недостроенными продолжали трудиться люди. Видимо, это согдийцы. Воины-кочевники лениво посматривают на них.
Я повернул в обратную сторону и увидел за остатками внешней деревянной стены, находящейся в двухстах метров от каменной, лагерь со многими тысячами палаток. Собравшись с мыслями, начал вспоминать: что-то там было про историю кочевников? Уж историю Древнего мира я в школьные годы изучал с большим интересом.
В 40 году до н. э. вождь гуннов Чжи-Чжи, бежав от своего брата, построил на берегу реки Талас город Таласо, который через пару лет после основания авантюрный, но решительный и талантливый китайский военноначальник Чен Тан, чтобы выслужиться, своевольно собрав шестидесятитысячную армию, похерил. Раненного царя обезглавил, а его семью, включая сына, «то бишь теперь меня» и всех защитников числом в несколько тысяч, приказал казнить.
А за несколько лет до этого легионеры Красса потерпели сокрушительное поражение парфянам в битве при Каррах. Двенадцать тысяч римлян попало в плен. И вот этих легионеров, числом в несколько когорт, парфянцы вроде отправили в помощь гуннам.
Я посмотрел назад: вот река, в крепости лежит раненый хан Шоже (видимо, по-китайски Чжи-Чжи), вот внизу легионеры ножи точат, вон огромный лагерь китайцев. Осталось только погибнуть от их рук. Да и завтра вылазка, решение о которой принято сегодня на военном совете. Так и случилось в истории. Первыми из-за стен вышли легионеры, которых китайцы, посмеявшись, почти всех расстреляли еще до того, как они до них добежали. Конницу гуннов приняла на копья тяжелая пехота, а потом уж захватили почти беззащитную крепость.
Не, ну надо же было так попасть. Вот же не пруха. Не ну переместиться в какое-то более спокойное время, ведь можно же было! Кто там меня сюда отправил? Хотя, когда в степи было спокойно? Вся история моей страны вплоть до почти середины XX века — это сплошные войны, междоусобицы и голод. Причем междоусобицы гораздо кровопролитнее, чем войны с сопредельными государствами. Придя в земледельческую страну, кочевники никогда не ставили целью уничтожить ее. Да грабили, убивали тех, кто сопротивлялся, насиловали, уводили с собой пару тысяч рабов, но основную часть граждан иностранной державы оставляли живыми и города неразрушенными. Чтобы через пару лет, было куда возвращаться. Это как стричь шерсть с овцы. Да, неприятно для овцы, но ведь осталась живой, а шерсть через некоторое время снова отрастет. А вот родственные кочевые племена и роды старались уничтожать под корень с особой жестокостью. Потому как знали, что в суровых условиях степи сегодняшний победитель, завтра, после гибельного джута мог оказаться слабее побежденного и тогда месть не заставит себя ждать. По этой причине и случились известные великие переселения народов — саков, этих же гуннов, венгров, кыпчаков. Кочевники, чтобы выжить, бежали с насиженных мест под давлением других номадов.