Гурко. Под стягом Российской империи
Шрифт:
— Что главнокомандующий?
— Против Непокойчицкий. Однако великий князь генерала Непокойчицкого не поддержал. Поэтому я и у вас. Надеюсь, скоро вам предстоит поступить в распоряжение генерала Скобелева. — Гурко поднялся: — Спасибо вам угощение, есаул.
Балканы! Стара Планина! Мать-Покрова вольнолюбивых болгарских гайдуков…
Едва Передовой отряд вышел из ущелья, и вот они, горы. Высокие, в зеленом лесном массиве. Гранитные скалы, леса, поляны, на которых вольно разросся дикий шиповник. Разлапистые
— Выпаса-то! — вздыхали солдаты.
Вышли к деревне Присово, что в Предбалканьи, где начинался путь в село Хайнкией, полкам дали отдых. Отряд подтянулся, явились болгары-проводники. Гурко собрал командиров:
— На марше не растягиваться, господа. Арьергард поведет генерал Раух. — Иосиф Владимирович перевел взгляд на есаула Баштанникова. — Ваши казаки-пластуны пойдут в авангарде. Следом ваша дивизия, граф. — Посмотрел на генерала Шувалова. — Замкнет колону кавалерия. Где пушкам проходить трудно, пехота в помощь. И еще раз, господа офицеры, ни одного отставшего.
— Ваше превосходительство, — обратился к Гурко Столетов, — пустите наперед моих ополченцев. Они рвутся в дело.
— Похвально, генерал, что вы ратуете за своих воинов. Вам, Николай Григорьевич, после взятия Хайнкией, с 27-м Донским полком держать здесь оборону в случае появления неприятеля.
Поручик Узунов стоял с болгарскими проводниками и хорошо слышал разговор генералов.
— Но, Иосиф Владимирович…
— Никаких «но», Николай Григорьевич. Нам предстоит серьезное дело, и при всем моем уважении к болгарским воинам здесь я могу положиться только на российского солдата. Болгарским воинам еще надлежит обстреляться. Убежден, они еще успеют показать себя, так и передайте ополченцам.
— Иосиф Владимирович, это болгарская земля, дружинники будут биться за нее до последней капли крови.
— Разве мы лишаем их возможности сражаться за свою родину? Их патриотический порыв заслуживает глубокого уважения. Оставляя вас здесь, убежден, в случае наступления противника на перевал болгарские воины и донцы удержат позиции. — И, повременив, добавил: — Вы, Николай Григорьевич, прекрасно понимаете: Хайнкией слабая ниточка, которая на сегодня будет соединять наш отряд с Дунайской армией, когда мы окажемся в Забалканье.
— Разрешите отдать распоряжение, Иосиф Владимирович?
— Поезжайте, не будем терять времени, начнем марш. Да и усачи заждались. — Гурко указал на проводников. — Видите, поглядывают нетерпеливо.
Солнце коснулось вершин деревьев, как труба пропела команду и лагерь ожил.
Столетов отъехал, а Раух кивнул ему вслед:
— Может, Иосиф Владимирович, одну из его дружин пошлем с авангардом?
— Нет. На той стороне перевала я намерен дать простор кавалерии. Конной атакой мы овладеем селением Хайнкией…
В окружении штаба Гурко смотрел,
Осторожно прижимаясь к скалам, уходили солдаты в гору. Тропинка, петляя, вела к ослепительно белеющим вершинам, терялась в угрюмо насупившихся горах, где гулял пронзительный ветер и клочьями зависали на скалах рваные тучи, а под обрывом рокотали бурные реки.
В батареях снимали с лафетов орудия, опорожняли зарядные ящики. Орудийная прислуга готовилась нести пушки на руках.
— Распорядитесь помочь им, — бросил Гурко адъютанту. — Снаряды раздать по ротам. Пусть батальонные пустят наперед кашеваров, возьмем Хайнкией, накормим солдат горячей пищей. Поди, от сухариков зубы поисточились… — Гурко повернулся к штабным офицерам: — Ну-с, господа, пора и нам на ту сторону…
За стрелками, ведя коней в поводу, тронулась конница, а следом к Хайнкиею пошли дружины. Солдаты арьергарда напутствовали их:
— В добрый путь, братушки!
Генерал Столетов отдавал указания своим командирам:
— Первой и пятой дружинам прикрыть выходы на перевал, данную задачу возлагаю на вас, полковник Вяземский. В резерве дружина капитана Попова… За Хайнкией мы в ответе… — Повернулся к начальнику штаба: — Я верю в болгарского воина.
— Разделяю вашу точку зрения, — согласился подполковник Рынкевич. — Убежден, турки не предпримут попыток отбить перевал.
— Подполковник, — прервал Рынкевича Столетов, — мы не можем полагаться только на интуицию. Туркам известны на Балканах все тропы, и кто поручится, что они не попытаются отрезать генерала Гурко от основных сил…
Заходящее солнце косыми лучами тронуло вершину гор. Гурко заметил:
— Пейзаж не для солдата, а для кисти художника Верещагина.
— Пожалуй, — согласился с ним Скобелев.
Иосиф Владимирович приподнялся в стременах, обратился к проходившим солдатам:
— А что, братцы, пожалуй, здесь и шинелишки сгодятся?
— Раскатаем, ваше превосходительство! — ответил за всех бойкий солдат.
Все выше и выше поднимался Передовой отряд в горы. Крутая тропинка местами вилась над самым обрывом. Лошади пугливо косились, храпели. Солдаты жались к увалам. Стоян то и дело поглаживал коня по холке, успокаивал.
Лунная ночь спустилась над перевалом. Небо в крупных звездах и синее. А над Санкт-Петербургом, думает Иосиф Владимирович, звезды мелкие и небо белесое.
Гурко и Скобелев спешились, повели коней в поводу. Иосиф Владимирович спросил:
— Вы, Михаил Дмитриевич, нередко бравируете, со смертью играете. Перед кем красуетесь?
Скобелев рассмеялся:
— Нет, ваше превосходительство, не бравирую я, хочу показать солдатам: бояться пули не следует, на врага надо идти смело. Коли же пуля либо штык достанут, так и умирать надо красиво… А меня не убьют, я в свою звезду верю…