Гурко. Под стягом Российской империи
Шрифт:
А он идет и идет, и уже в последней, крайней зале вдруг появилась Катенька Долгорукова, его, императора, любовь, Александр видит ее лицо как в тумане, направляется к ней, но она отдаляется от него. Царь укоризненно смотрит на свою белоснежную красавицу (так называет он ее с глазу на глаз), тянет к ней руки, но Катенька, прелестная Катенька молчит, будто не видит его. Царь злится и просыпается.
Долго лежал под впечатлением сна. Первым порывом было под благовидным предлогом вызвать Долгорукову на Балканы, в Главную квартиру, но останавливает мысль, что уже и так достаточно злословят по
Царь раздраженно подумал о брате, что у того не о военной кампании заботы, а как в Бухарест к пассии выбраться…
И снова мысленно вернулся к Катеньке Долгоруковой. Чем привлекла его, стареющего императора всероссийского, красотой ли, молодостью? Этим летом ей тридцать исполнилось.
На свой вопрос ответа не нашел.
Вспомнилась первая встреча… Началось с парижского увлечения, а нынче чувствует к ней любовь и привязанность необычную. И пусть брак их морганатический, но Катенька жена ему, жена…
Утро императора в Главной квартире началось как обычно, с осмотра лейб-медиком Боткиным. Он долго щупал царский живот, просил показать язык. Александр спросил с легкой иронией:
— Как наш желудочный катар, любезный Сергей Петрович?
— Катар требует режима, ваше величество, — хмурясь, ответил грузный Боткин.
— Вы чем-то недовольны?
— Ваше величество, — Боткин близоруко прищурился, — необходимо принять надлежащие меры к санитарной службе. Раненых и больных многие тысячи, а лечение и уход, как вам сказать мягче, оставляют желать лучшего.
Александр Второй недовольно отвернулся, постучал ногтем по столу, на который камердинер уже поставил кофейник и сливки. Помолчав, сказал раздраженно:
— Почему-то у всех превратное представление о моей персоне, будто я ничего не вижу и ничего не знаю. — Посмотрел на Боткина. — Я, уважаемый Сергей Петрович, посетил госпиталь в Беле и считаю: в военных условиях трудно достичь лучшего. Так пусть же санитарная часть остается заботой князя Голицына, а вам достаточно и моего здоровья.
Необходимость взятия Плевны теперь понимали все, от офицера до главнокомандующего. Первое спокойствие в штабе Дунайской армии сменилось тревогой и озабоченностью.
Плевна явилась причиной ухода отряда Гурко из Забалканья. Плевна приковала бригады и дивизии, какие должны были вслед за Передовым отрядом перейти Шипку и двигаться на Адрианополь. Плевна перечеркнула данный план. Более того, Осман-паша, Сулейман и Махмет-Али-паша в случае соединения отрезали бы Балканский отряд от Главных сил, отбросив русскую армию за Дунай.
Плевна грозно нависла над правым флангом российской армии.
К Плевне выехали главнокомандующий со штабом и военный министр. Провели рекогносцировку.
Великий князь Николай Николаевич доносил государю в Главную квартиру, что, если Осман-паша выйдет из укреплений, он тут же будет разбит и город взят, ибо сил для этого у армии, осадившей Плевну, достаточно.
Возвратившись в Главную императорскую квартиру, Милютин и Горчаков
— Вы, ваше величество, — сказал Милютин, — должны были заставить главнокомандующего принять план генерала Обручева. То, что мы имеем сегодня — результат игнорирования труда опытных работников Генерального штаба. Я, ваше величество, если помните, выражал неудовольствие назначением генерала Непокойчицкого начальником штаба Дунайской армии, но, однако, великий князь Николай Николаевич не прислушался к моим словам.
— Сегодня вы слишком экспансивны, Дмитрий Алексеевич. Это результат ваших впечатлений от поездки под Плевну.
— Отчасти так, ваше величество. Не только главнокомандующий, но и я, как военный министр, несу ответственность за боевые операции, а они, как видите, пока оставляют желать лучшего.
— Я надеюсь, со взятием Плевны обстановка изменится. Главнокомандующий обещает.
— Будем надеяться, ваше величество, и уповать на счастье и промахи верховного турецкого командования.
Милютин настоял на отказе от четвертого штурма Плевны.
— Мы положили тридцать тысяч солдат и пока безрезультатно, ваше величество. Соблаговолите вызвать генерала Тотлебена [28] . Вы ведь сами утверждали, что он непревзойденный знаток инженерного дела.
Александр Второй согласился и тут же распорядился вызвать в Главную императорскую квартиру Тотлебена, а также отправить в Дунайскую армию гвардию.
— Я получил депешу от советника Жомини, — сказал Горчаков. — Ему стала известна переписка генерала Вердера с Бисмарком.
28
Тотлебен Эдуард Иванович (1818–1884) — граф, русский инженер-генерал. Руководил инженерными работами во время обороны Севастополя в 1854–1855 гг. В 1863–1877 гг. глава военно-инженерного ведомства. Во время Русско-турецкой войны 1877–78 гг. руководил осадой Плевны.
— И что же уполномоченный германского императора в Петербурге?
— Язвительность генерала перешла грань дозволенного. Неприязнь его к российскому оружию явная. Вердер пишет: российская армия забыла победный звук фанфар и австрийцы при желании могут наступить ей на пятки.
Лицо императора побагровело.
— Я потребую от канцлера отозвать генерала Вердера из Петербурга.
Горчаков возразил:
— Не ко времени, ваше величество. Бисмарк может обратить это против нас.
— Что вы предлагаете конкретно, Дмитрий Алексеевич?
— Мы перед необходимостью овладеть Плевной до зимы, после чего перейти Балканы и развивать наступление правым крылом на Софию, а основными силами, разгромив корпус Сулейман-паши, двинуться на Адрианополь.
— То же предлагал и генерал Обручев.
— Да, ваше величество. Только такой вариант обеспечит быстрое окончание войны.
— После чего слово останется за российской дипломатией, — заметил Горчаков. — И как бы нам ни пришлось трудно, мы принудим султана подписать мир, нами продиктованный.