Гурко. Под стягом Российской империи
Шрифт:
— Майор, вы можете делать, что вам угодно, но пустить ракету я пока воздержусь.
— Ваше превосходительство, посмотрите еще раз внимательно, то, что вы называете траншеей, надломилось. Это же наступление османов.
— Майор прав, — поддержал Кареева начальник штаба отряда полковник Чайковский.
Данилов поднял обе руки:
— Ничего не вижу, не склоняйте.
— Ваше превосходительство, — сказал Чайковский, — велите батарее дать по видимой цели несколько гранат.
— Коли настаиваете, прикажите командиру батареи.
На третий
— Господа, вы правы. Выстрелите сигнальную ракету, а я поехал поднимать малороссийцев.
Чадя и оставляя копотный след, в небо взвилась ракета.
Ураганный огонь из орудий и ружей обрушился на позиции Самгитского и Таврического полков. Турки вели наступление густой массой: первая цепь, вторая, резервы…
События разворачивались стремительно. Таранным ударом турки продвинулись к первой траншее. Симбирцы отбросили их. Но османы дрались как одержимые. Их увлекали муллы. Атака за атакой. Полковник Чайковский и майор Кареев дрались как рядовые.
Но вот турки броском ворвались в первую траншею, выбили симбирцев. Стрелки отошли ко второй линии, зацепились…
10-й гренадерский Малороссийский полк Данилов встретил на полпути. Увидел полковника, обрадовался:
— Голубчик, поспешите. Османы навалились в силе великой! Они ворвались в наши ложементы! Три батальона симбирцев полегли!
Полковник привстал в стременах, повернулся к траншеям:
— Братцы гренадеры, там надо спасать товарищей! Бегом!
Малороссийцы ввязались в бой с марша, но турки встретили их таким густым огнем, что атака сорвалась.
Кутаясь в шинель, Осман-паша наблюдал за развернувшимся сражением. Над ним полоскалось на холодном ветру зеленое знамя.
Подъехал начальник штаба.
— Взята вторая линия.
— Вижу. Генерал Ганецкий не ожидал нас. Теперь только вперед и фланговые удары против Копаной Могилы и Астраханского люнета. Во имя Аллаха, милостивого и щедрого. Бросьте еще шесть таборов. Мы откроем дорогу на Софию.
— Наше превосходство над русскими в четыре раза.
— Отлично. Чем быстрее мы разорвем кольцо и начнем выход, тем лучше. Иншалла! [31]
31
Иншалла! — все в руках Аллаха! (тур.)
— По последним сведениям, у Копаной Могилы генерал Ганецкий. В его распоряжении общий резерв Дольне-Дублянского отряда.
— Мы должны расширить прорыв и удержать его…
Бой длился уже больше трех часов. Подоспела 2-я бригада 3-й Гренадерской дивизии. Генерала Квитницкого встретил Ганецкий.
— Положение критическое, на вас надежда. Исправляйте наши промахи. — Привстал в стременах, крикнул солдатам. — Братцы фанагорийцы, астраханцы, вологодцы! Турки заняли наши укрепления. В их руках восемь наших пушек. Надо не только отбить врага, но и накрыть прорыв.
Гренадеры ударили в штыки. Громовое «ура!» разнеслось по полю. Ганецкий взял папаху, перекрестился.
— Теперь я уверен в успехе…
Осман-паша сделался мрачным. Не видел, чутьем опытного полководца уловил, в сражении наступает перелом. Инициативой завладевают русские. Стараясь сохранять видимое спокойствие, приказал начальнику штаба:
— Срочно введите в бой общий резерв.
— Но в наличии всего три табора, вся дивизия еще на том берегу. Ее переправу задержал обоз.
— О, шайтан, — выругался Осман-паша, — обозы и беженцы погубят нас!
Русские батареи усилили обстрел. Рвались гранаты, треск и грохот, свист картечи и многотысячный устрашающий крик.
Вступила в сражение 1-я бригада 2-й Гренадерской дивизии. Ударила левым флангом.
С Зеленых гор спускались бригады Скобелева, а с Гривицких высот послал свои части князь Карл.
С трудом сдерживая натиск русских бригад, турки отходили к реке. Но тут, сея панику, на них надавили переправившиеся обоз и резерв. Снаряды рвались в самом скоплении. Осколок разорвавшейся гранаты угодил в ногу Осман-паше. Его перенесли в коляску.
— Настал конец плевненской обороны, — горько промолвил Осман-паша. — Паника и страх завершат разгром. Такой исход я предвидел.
И хотя Тотлебен с утра намерился выехать на шестой участок к Ганецкому, главнокомандующий заявил:
— Мы отправимся на Тугеницкий редут.
— Ваше высочество, но почему Тугеницкий? — спросил Тотлебен.
— Эдуард Иванович, считайте меня и Артура Адамовича своими гостями. А воля гостей должна исполняться.
Сказал тоном, не терпящим возражений. Непокойчицкий кивнул согласно. Тотлебен и князь Имеретинский промолчали.
Коляску главнокомандующего сопровождали свита и конные гусары.
С Тугеницкого редута местность не разглядеть, плотный туман тянется полосой.
— Ваше высочество, куда прикажете ехать? — спросил Тотлебен.
— В Радищеве, на телеграф, свяжемся с участками.
Дорога оказалась забитой войсками. Проходили роты, батальоны.
Дружно приветствовали главнокомандующего и генералов.
— Не кажется ли вам, Эдуард Иванович, что бой идет без всяких с нашей стороны диспозиций?
— Ваше высочество, — обиделся князь Имеретинский, — начальники участков, в том числе и генерал Ганецкий, действуют согласно ранее разработанной диспозиции генералом Тотлебеном и штабом.
— Кажется, бой заканчивается, — смягчил обстановку генерал Тотлебен. — И туман рассеивается. Не угодно ли подняться на ту вершину?
Спешились, взошли на холм. Имеретинский подал великому князю бинокль.
— Вы правы. Ганецкий берет последний аккорд. Давайте переедем на ту сторону реки.
Едва оказались на противоположном берегу, как повстречался Скобелев. На неизменно белом коне, шинель нараспашку. Разгоряченный боем, борода растрепалась на ветру.