Гусь
Шрифт:
– А где надо смотреть? – непонимающе спросил Гус, на всякий случай пощупав вату.
Сотрапезники прекратили есть и уставились на Гуса.
– Два ненормальных в нашей палате – это очень много! – возмутился Оттопыренные уши.
– Так мы до икры с шампанским никогда не доберёмся! – расстроился Длинноносый.
– Простите, – впервые в своей жизни произнес это слово Гус, оглядев своих сотрапезников.
Уткнувшись в тарелку и доедая кашу, он снова почувствовал спиной пронизывающий взгляд. Догадываясь, что это Горбун, Гус обернулся. Ещё ни разу он не видел его так
– Кто это? – спросил Гус у своих соседей по палате.
– Это местный, Горбун, самый странный из всех нас! – коротко определил Длинноносый.
– Никто не знает, почему он здесь! Он ни с кем не общается – добавил Оттопыренные уши.
– Я пытался поговорить с ним! – сказал Хвостатый! – В ответ получил лишь злобное шипение. Ненормальный, одним словом.
Реплики соседей ещё больше озадачили Гуса.
Ежедневные прогулки в Доме Странных Людей Гус особенно ценил. Запреты отсутствовали, регламент позволял всем контактировать со всеми. По мнению докторов, свободное общение между странными людьми всех уровней ускоряло выздоровление.
Гус жадно ловил каждое мгновение. Запах цветущих кустарников пьянил его, унося по тропинкам к дубовой роще. Там он крал редкие минуты единения с природой, когда на время исчезал из зоны видимости дежурных санитаров. Постояв немного у деревьев, он нёсся обратно к людям.
Возле аккуратно подстриженных газонов и чистых дорожек с редкими лавочками неизменно стояли многочисленные яркие баннеры, всё также призывающие к гонке Достижений. Но под ними разыгрывалась иная жизнь, не та, которую уже видел Гус в Песочном районе Аскерии. Прогулка тонула в вязком, тягучем времени жизни местных обитателей, обволакивавшем любое действие неторопливостью и размеренностью. Карманы пижам не были обременены гаверофонами, которые странные под любым предлогом отказывались носить с собой, нарочно оставляя их в палатах, столовой и туалетах или забывая зарядить. Тишину нарушало лишь пение птиц и тихие разговоры. Все имели один общий статус – статус странных людей, что ещё сильнее сближало их друг с другом. Поймав взгляд незнакомца, Гус мог запросто поговорить с ним. Он жадно впитывал истории странных людей, всё больше узнавая о жизни в Аскерии.
Однажды, на прогулке, когда он уединился в дубовой роще, сзади послышалось хриплое шипение. Гус обернулся. В метре от него тяжело дышал Горбун.
– Не бойся! Я страшен, я чудовище… Но не опасен для тебя.
– Я не боюсь! – ответил Гус, сдерживая волнение и страх.
– Ты другой! Я за тобой давно наблюдаю! Ты не похож на них! – срывающимся голосом проговорил Горбун. – Я должен поведать тебе свою тайну, – перешёл он на шёпот.
– Тайну?
Двое санитаров показались в начале дубовой аллеи.
– Не сегодня, – прохрипел Горбун, хватая Гуса за рукав.
13
Гусь пропал! Салли тяжело дышала, облокотившись о дверь сарая. Несколько минут назад соседка сообщила ей главную новость Аскерии: все ищут говорящего гуся. Салли преодолела расстояние от дома соседки до
– Вот, дуралей, упустил гуся, упустил такие гаверы! – шевелила пересохшими от волнения губами женщина.
Салли не сомневалась, что это был именно тот гусь. Но ей никто не верил. Она кричала, истерила, негодовала, встречая многочисленные комиссии, проверявшие её сарай. Конечно, она сама не слышала, как он говорил, но разве это имело значение. Гаверы! Гаверы безвозвратно упущены!
– Он жил у нас! Он просто сбежал! Ищите его рядом с моим сараем, пойдёмте искать вместе! – убеждала Салли проверяющих.
– Много вас таких! Все кричат, что именно у них говорящий гусь! Но никто не может предъявить никаких доказательств! – ворчали члены комиссий, уходя ни с чем.
Жизнь Хониха стала невыносимой. Напряжение не прекращалось даже ночью. Несколько раз жена во сне хватала его за руку с криком: «Держи гуся, Хоних! Хватай его!» Он чаще стал уходить из дома, переделав все дела, убегал в лес. Там он ощущал покой, наслаждался жизнью. Самое главное, в лесу никто и никогда не требовал от него гаверов. Лес позволял Хониху расслабиться.
Утро нового дня началось привычным скандалом. Подгоревшая каша распространяла неприятные запахи по всему дому. Однако это только раззадоривало Салли.
– Из-за тебя каша пригорела! Сдали бы этого гуся, получили бы кучу гаверов и купили бы нормальный дом! – распекала Хониха жена.
Столько шума из-за какого-то гуся. Все как с ума посходили. Он догадывался, что голый человек в сарае, возможно, связан с этой историей, но предпочитал никому об этом не рассказывать, тем более жене. Свет, исходивший от него, искрился надеждой. Что-то чистое, открытое и искреннее играло свежими красками в этом молодом стройном белокуром мужчине. Он был другой, не похожий на всех остальных аскерийцев. Как младенец, только родившийся на свет и еще не попавший под каток общественных установок.
Хоних с Салли не имели детей. В Аскерии дети являлись таким же Достижением, как и всё остальное. Лозунги «Роди двух сыновей – повысь рейтинг поскорей!», «Три дочки – в карточку Достижений строчки!» побуждали аскерийцев размножаться ради Достижений. Но на Достижения требовались гаверы, которых у Салли с Хонихом всегда не хватало.
Хоних не знал, что такое отцовство, но странное чувство связи с этим молодым человеком не оставляло его до сих пор. Он даже гордился тем, что дал ему имя. В тайне Хоних надеялся, что Гус находится в безопасности, но с тревогой ждал любых известий о нём.
Офицер Борни поднялся по ступенькам дома на окраине Аскерии. Взявшись за ручку, он застыл, услышав разговор, доносящийся из-за двери.
– Это ведь ты подобрал того гуся! Ты принёс его в наш сарай! Только подумать, у нас в сарае ночевал говорящий гусь! – женский голос разлетался осколками сожаления.
– Говорящий, не говорящий, а глаза у него человеческие, – едва слышно пробормотал мужчина.
Человеческие глаза! Борни понял, что он у цели. Дверь в кухню открылась. Оба собеседника резко обернулись.