Гусарские страсти эпохи застоя
Шрифт:
– Ты просто, наверное, в разгильдяях в училище числился. Не иначе! хмыкнул Шкребус.
– Исправляйся! Будь дисциплинированный!
Шмер оскалил самодовольно зубы, почесал зеленое ухо, и прикрикнул:
– Ну, ты идешь? В третий раз не зовем!
– Иду, иду, алкаши чертовы!
Никита собрал бумажки в папку, тетрадки сунул в стол и живо догнал приятелей спускающихся по лестнице в подвал. Успею нацарапать отписку для начальства, подождут бумажки, не убегут.
– Никита не грусти. Первое января - тоже праздник. Отдежуришь и приходи в гости. Допьешь, что не допили, доешь, что не доели! Ха- ха, -
– Сам жри свои объедки, обойдусь без тебя!
– огрызнулся Ромашкин.
Глобус и Пелько быстренько выпили и, закусывая на ходу яблоками, радостно переговариваясь, заспешили к заждавшимся женам.
– Поехали сейчас в город за спиртным?
– предложил Шмер чтоб отвлечь от грусти дружка.
– Купим еды разнообразной, фрукты, овощи. Мяса выберем на завтрашний шашлык!
– Поехали, - согласился Никита.
– Сейчас договорюсь с Ахметкой, чтоб поболтался по казарме, последил за порядком, и в путь.
Два часа в беспрерывных поисках деликатесов подходили к концу. В сетках теснились яблоки, гранаты, мандарины, виноград, зелень. Раздувшийся, словно цистерна дипломат, булькал набором спиртного: водкой, шампанским и коньяком. Мясо разыскали, пусть не лучшего качества, но на шашлык пойдет. Хорошо, что вообще его нашли!
На рынке им попался лейтенант Лебедь, который навязался в компаньоны и уже ни на шаг не отставал. Он прикупил всевозможных консервов и картофеля. О! О ней, картошечке, приятели чуть не забыли.
– Хватит! Я из сил выбился!
– взмолился Шмер.
– Пора сесть в пивнаре и отдохнуть. Сколько мы торговались, я столько в жизни не болтал! За копейку спорят гады, удавиться готовы!
Рыночная пивнушка-пивбар, оказалась переполненной недоброжелательными, разномастными людишками. Приятели ввалились в мрачное заведение, и попали под перекрестный прицел неприязненных глаз аборигенов и заезжих бичей с "химии". "Каторжные" и "басмаческие" рожи, с напряжением следили за неспешным отхлебыванием офицериками кислого пенного пойла. Воздух был наполнен запахами пота, грязной одежды, прелых опилок валяющихся на полу. Два окошечка почти не давали света сквозь засаленные стекла. Тусклые лампочки под потолком едва мерцали сквозь табачную дымку. Заплеванный пол, затертые стены, стойка с краном и толстым туркменом, возвышающимся над ней. Две пустые бочки стоящие одна над одной и угрюмый бармен, заполняли собой трехметровое пространство позади прилавка. Ни сантиметра пустоты. Казалось, этого мужика за прилавок, вставляли подъемным краном, так там было тесно.
Хозяин стойки тупо смотрел в дальний угол и жевал насвай. Крупный подбородок и мясистые щеки шевелились в такт жевательных движений челюстей. Бессмысленный взгляд не выражал никаких эмоций. Рука лежала на ручке крана и время от времени поворачивала ее, наполняя подставляемые кружки и банки, а другой рукой одновременно ополаскивались под тонкой струйкой холодной воды, грязные. Ни одного лишнего движения, настоящий пивной автомат.
– Опять, буфетчик стирального порошка добавил в бочку! Гад!
– сдувая густые хлопья пены с бокала, громко произнес, возмущаясь, Лебедь.
Невозмутимый бармен никак не отреагировал на эту реплику Белого, его равнодушное лицо оставалось по-прежнему окаменелым и безразличным.
Внезапно шедшему первым Лебедю преградил путь небритый громила с мутными глазами наркомана. Его тяжелый взгляд не предвещал ничего хорошего, а огромные кулаки с татуировками на руках угрожающе сжались.
– Стой! Куда прешь!
– прорычал "химик".
– Не видишь, человек стоит?
Лебедь покрутил головой по сторонам в недоумении.
– Где?
– Что, где?
– не понял и переспросил громила.
– Где человек?
– уточнил вопрос Белый.
– Шутишь офицерик, насмехаешься?! Издеваться вздумал!
– воскликнула рожа, неопределенного возраста и национальности (то ли кавказец, то ли метис).
"Химик" явно затевал скандал, для этого он конечно и встал на пути офицеров. Обойти не возможно, мешают столы, а отойти в сторону, уголовный элемент, и не собирался. Компания четырех его собутыльников сидела и внимательно наблюдала из угла прелюдию к драке, изготовившись, броситься в бой.
Лебедь внезапно полез на рожон:
– Водки хочешь?
– Хочу!
– осклабилась вставными железными зубами рожа в шрамах, и ухмыльнулась самодовольно и нагло.
– На, пей, мурло!
– спокойно и без эмоций, ответил Белый, приподняв бутылку за горлышко, на уровень бандитского лица бродяги.
Затем лейтенант, молниеносно подкинув, перевернул бутылку, подхватил ее в воздухе за горлышко и резко, с силой саданул по голове наглеца. Бутылка жалобно звякнула и разбилась. Часть осколков осыпалась, а часть впилась "бичу" в массивный лоб. Из рассеченной кожи брызнули струйки крови и перемешались с растершейся водкой. Белый резко подпрыгнул и ударил каблуками сапог в грудь покачивающегося ошеломленного и вырубленного бандита.
– О-о-кхт!
– клекотнул горлом гигант, выдыхая через рот остатки воздуха, и массивно громыхнув, рухнул в проход. Лебедь зашел на него как на постамент и оглянулся на вскочившую с мест шайку.
– Сидеть суки! Всех попишу! Изуродую!- рявкнул Белый.
– Не двигаться! После подберете эту свою падаль.
Он выхватил из внутреннего кармана шинели нунчаки, с которыми никогда не расставался, а второй рукой погрозил "розочкой" разбитой бутылки.
– Не советую рыпаться! Двоих самых дерзких сразу уложу! Ша! Гопота! Не дергаться!
– визжал Лебедь, все более распаляясь.
– Сидеть "бичи"!
При этом он несколько раз подпрыгнул на безжизненном теле, которое после каждого прыжка непроизвольно всхрапывало воздухом, вырывающимся из легких. Бармен бросил напряженный и растерянный взгляд на офицеров и скрылся под стойкой, сдвинув с грохотом при этом бочки. Несколько кружек слетев под прилавок, со звоном разбились. Привставшая с места ватага, медленно присела на скамейки и замерла. Пожилые туркмены за двумя дальними столиками, бессмысленно взирали на офицеров и ожидали продолжения представления, в виде массовой драки, молодые же азиаты, возмущенно роптали.