Гусарский монастырь
Шрифт:
— Грицко ж Белявка! — ответил тот.
— А по отцу?
— Харлампыч-с.
— Так вот, я тебе покажу сейчас моих актеров, и ты разберись в них; если мало их или найдешь лучшего, выбирай любого, не стесняйся: дворня у меня большая, выбрать есть из кого. Твоя главная обязанность — отыскать мне таланты!
Пентауров взял со стола бронзовый колокольчик и позвонил.
В кабинет, как на пожар, вскочил малый лет пятнадцати со вздернутым, словно вставшим на дыбы, носом и отроду удивленными, светлыми глазами.
— Приказчик здесь?… — спросил
— Тута-с…
— А актеры?
Малый прикрыл красной лапой нос, как бы собираясь удержать его от прыжка, и хихикнул.
— И актеры тута-с!… — ответил он, отдернув руку и покашливая, чтобы как-нибудь скрыть свою оплошность.
— Пошел, позови! — слегка сдвинув безволосые бугорки бровей, приказал Пентауров; малый метнулся назад, за дверь.
Немного погодя в кабинет вступил плотно сложенный, плечистый человек лет сорока, в черном кафтане; намасленную русую голову его разделял пробор, тщательно сделанный посередине; маленькие глаза умно и спокойно, как зверьки из нор, глядели из-под круто осевшего над ними низкого лба.
За ним осторожно, на носках, следовала небольшая кучка дворовых, мужчин и девушек.
Ухмыляющаяся носатая рожа парня показалась на миг за спинами вошедших, фыркнула, как испуганный кот, и опять исчезла.
Приказчик свободной походкой привычного человека подошел к столу и стал чуть поодаль от Белявки. Остальные толпой стеснились у дверей.
— Маремьян, — обратился Пентауров к приказчику, — есть у тебя в запасе новое, хорошее платье и все прочее?
— Найдется-с…
— Так выдай вот ему!… — Он кивнул головой на Белявку.
Приказчик окинул взглядом своего соседа, будто только что заметив его.
— Слушаю-с! — обронил он.
— Подойдите ближе! — приказал Пентауров актерам.
Те несмело придвинулись на несколько шагов и опять остановились.
— Я вам выписал из Москвы начальника и учителя… — заговорил Пентауров. — Вот он! Дело свое он знает отлично…
Белявка кашлянул и заложил назад правую руку.
— Смотрите, слушаться его без разговоров! — Пентауров постучал по ручке кресла. — Он будет проходить с вами роли, научит, что и как нужно делать на сцене. А ты, Григорий Харлампыч, держи их в руках крепко, чуть что — мне доложи!
Величанье барином по имени-отчеству нового человека произвело большое впечатление на актеров. Приказчик уже внимательней глянул на Белявку.
Тот слегка отставил ногу и приосанился.
— Вот тебе список актеров!… — продолжал Пентауров, протягивая исписанный листок бумаги.
Белявка подскочил и бережно, обеими руками, принял бумагу.
— Я написал здесь их настоящие имена и затем фамилии, под которыми они будут играть в театре. Фамилии должны отвечать их… Как это… сказать?… Ну ролям! Я уже все обдумал и взвесил, и ничто переменено быть не может. Ну, вызывай их по порядку, посмотри на каждого!
Белявка близко поднес листок к своему лицу.
— Сенька Македонский! — возгласил он.
Из кучки дворовых выступил огромного роста,
— Херой! — дочитал Белявка и вскинул глаза на того. — Хорош!… Оченно даже годен!… — одобрительно заметил он, обозрев героя от головы до ног.
— Я думаю!… — с удовольствием произнес Пентауров. — Такого и в Преображенском полку не сыщешь.
— А зубы у тебя все? — спросил Белявка, и не успел богатырь ответить, как уж тот проворно, как у лошади, приподнял ему верхнюю губу. За нею блеснули белые, что кипень, зубы. — Все!… — удовлетворенно ответил сам себе Белявка и отошел опять на прежнее место.
— Трагик… Петька Сарданапалов?
Выдвинулся дворовый среднего роста, черный, с большим крючковатым носом и бровями, сросшимися на переносице.
— Он же и злодий!… — Белявка склонил голову на бок. — И сей ничего… Нос соответственный… хреческий!… — глубокомысленно сказал он.
— Нет, ты посмотри, каков он, когда нахмурится! — вмешался Пентауров. — Петька, нахмурься!
Будущий актер исполнил приказ, и точно туча покрыла лицо его.
— А что? — воскликнул Пентауров. — Талант, а?
— Наглядно-с! — согласился Белявка.
— Спирька… — он запнулся и уткнулся совсем в листок. — Бонапарте! Комик. Это ты Бонапарте? — как бы не доверяя прочитанному, спросил он выдвинувшегося вперед невысокого человека с волосами цвета мочалки, мутными глазами и с таким острым и ярко-красным, стерляжьим носом, что, казалось, будто бы он только что прободал им насквозь какое-нибудь живое существо.
— Я-с!… — мрачно и сипло ответил тот.
Белявка безмолвно перевел глаза на Пентаурова и увидал, что тот весь трясется от беззвучного смеха.
— Каков, а? — вытирая слезы, сказал Пентауров. — Нет, ты посмотри на эту рожу!… — И он опять зашелся смехом.
Улыбнулся, но деланно, и Белявка. Пентауров заметил это.
— Что, кажется, он тебе не нравится? — спросил он, переставь смеяться.
— Ничего-с!… — торопливо ответил Белявка. — А только-с… того, не выпивает ли он?
— Самый запьянцовский! — проронил, ни к кому не обращаясь, приказчик.
— И настоящий Бонапарте такой же плюгавец-пьянчужка был! Публика поймет намек; как увидит его, так и захохочет! А будет пить, — уже строго добавил Пентауров, опять стуча по креслу, — пороть буду! Следующего!
— Благородный отец, Васька Вольтеров?
— Здесь! — отозвался голос, и из-за спин актеров выбрался пожилой, весьма благообразный дворовый.
— По всем статьям годен! — одобрил его Белявка. — Теперь кто же… героиня, Настасья Антуанетина?…
— Погоди, — перебил Пентауров. — Надо кое-что пояснить вам всем. Слыхал ты когда- нибудь про Марию-Антуанетту?
— Никак нет-с!… — ответил Белявка.
— Были две королевы, одна красавица собой, Мария-Антуанетта, ее казнили. А другая злодейка — Елизавета; вот по их именам я и назвал этих двух. Беленькая Антуанетина, а та чернушка — злодеек будет играть, она Санька Елизаветина. Поняли?