Гуситские войны (Великая крестьянская война XV века в Чехии)

Рубцов Борис Тимофеевич

Порой крестьян принуждали работать «по воле господина», «столько, сколько будет работы», «столько, сколько будет приказано». Всё чаще в документах вотчинного хозяйства той поры стало встречаться слово «колон» — синоним крепостного человека. Появились целые группы крестьян — «роботариев», «тритуляторов» («молотильщиков»), отбывавших неограниченную барщину в господском хозяйстве. В некоторых местах центральной Чехии барщина даже вытеснила денежные и натуральные оброки. Здесь известны случаи, когда крестьян лишали их наделов. В одной из современных поземельных описей — урбарии [14] Страговского монастыря прямо говорится [62] о том, что аббат, «движимый страстным влечением к крестьянским полям», включил их в состав домена, а крестьян этого села перевёл с чинша на барщину. На юге наблюдалась несколько иная картина. Здесь всё возраставшие денежные платежи крестьян отодвигали на задний план все остальные виды ренты.

14

Урбариями называются документы, составленные вотчинной администрацией для упорядочения взимания феодальной ренты с крестьян. В урбарии заносились сведения о количестве земли в селе или вотчине, о нормах обложения феодально-зависимых крестьян, о размерах

крестьянских участков, об условиях замены барщинных и натуральных повинностей и т. п. Вместе с тем урбарии содержат ценные и многочисленные сведения об особенностях сельскохозяйственного производства в Чехии того времени, о технике сельского хозяйства, о видах культур, о скоте. Большинство сохранившихся урбариев XIV — начала XV века было составлено во владениях архиепископства Пражского, крупнейших монастырей, а также панов Рожмберков.

Усиление эксплуатации чешского крестьянства сопровождалось ухудшением его юридического положения. Для феодалов северной и центральной части Чешского королевства, заинтересованных в барщинном труде крестьян, было важно прикрепить их к земле и лишить даже традиционного права крепостных переходить в известных случаях к другому феодалу. Для вотчинников южных областей превращение феодально-зависимых крестьян в совершенно бесправных и беззащитных крепостных было также выгодно. Оно сулило им неограниченные возможности повышения платежей, установленных обычаем, и введения новых поборов. Поэтому в 1380 году моравский сейм запретил переход крестьян к другому феодалу без особых документов, выдача или невыдача которых целиком зависела от усмотрения господина. В Чехии такого закона не было, и феодалы обходились без него. Они насильно изгоняли крестьян или, напротив, удерживали их, если это было им нужно. Об этом говорит нам Томаш Штатный, который напрасно призывал феодалов не задерживать сидой крестьян, желающих перейти к другому владельцу. Произвол феодалов оставался безнаказанным, тем более что в 1402 году во всех чешских землях крестьянам было воспрещено обращаться в суд с жалобой на господ. Крестьяне лишались всякой надежды добиться мирным путём какого-либо улучшения своего положения. Им оставалось лишь одно средство борьбы против феодалов — вооружённое выступление. Но почва для такого выступления была не в одинаковой степени подготовлена на севере и на юге.

В южных областях Чехии товарно-денежные отношения глубже затрагивали крестьянские массы. Денежные платежи давно уже составляли здесь основу всех крестьянских повинностей. Вместе с тем на юге была более сильно [63] нарушена вековая замкнутость крестьянского хозяйства. Жители разных сёл почти ежедневно сталкивались друг с другом в сфере насущных жизненных интересов. Работая на своём карликовом участке, крестьянин южной Чехии, барщинные повинности которого были сравнительно невелики, должен был проявлять максимальную гибкость и настойчивость, совершенствовать и разнообразить свои трудовые навыки, ибо без этих качеств он не мог бы прожить. Южночешский крестьянин не был так рабски прикован к своему участку, как крепостной севера. Продавая на ближайшем городском рынке или на сельской ярмарке продукты своего хозяйства — а это было тем важнее, что господин требовал всё более и более крупных денежных платежей, — крестьяне постоянно общались друг с другом, обогащали свой производственный опыт и расширяли кругозор. Фактическая самостоятельность в хозяйственной деятельности и порождённое этим сознание ответственности за себя и своих близких способствовали воспитанию в крестьянах южной Чехии чувства собственного достоинства, которое не могли искоренить никакие злодейства панов и их приспешников. Всякое проявление произвола и самоуправства господских управителей крестьянин юга воспринимал острее, чем его собрат на севере. Поэтому здесь раньше созрело возмущение крестьян против эксплуатации и закрепощения, зародилось великое чувство классовой солидарности с другими крестьянами. Здесь складывалось смутное и не вполне осознанное представление об общности интересов крестьянства с городской беднотой — плебсом, который сам состоял в значительной мере из недавних крестьян и в ряды которого каждый крестьянин южной Чехии мог попасть в силу многих событий его жизни.

Поэтому крестьянство южной Чехии оказалось главной ударной силой в битвах Великой Крестьянской войны и вынесло на своих плечах основную тяжесть этой многолетней борьбы. Правда, к нему присоединились и доведённые до отчаяния крестьяне центральных районов страны, но по степени организованности борьба крестьян севера существенно отличалась от выступлений крестьян юга.

Если различие в положении крестьян в южных и северных районах Чехии объяснялось особенностями феодальной эксплуатации в каждом из этих районов, то в свою очередь эти особенности эксплуатации объяснялись [64] характером развития производительных сил в разных районах Чехии. Уже само географическое положение южной и северной Чехии накладывало некоторый отпечаток на хозяйство этих областей. Юг Чехии был ближе к богатым торговым республикам Северной Италии, а великий дунайский путь шёл почти вдоль южной границы страны. Поэтому через южную Чехию проходило большое количество купеческих караванов. Эта область была глубже втянута в развитие товарно-денежных отношений. В южной Чехии было больше городов и местечек, они были теснее связаны с окружающими сёлами, чем города севера. [15] Наконец, для развития денежной ренты не лишено было значения и то, что феодалы южной Чехии были менее заинтересованы в непосредственной эксплуатации малоплодородных южных земель, чем феодалы северной и особенно центральной Чехии, почвы которой отличались сравнительным плодородием.

15

Следует напомнить, что если подъём городов южной Чехии основывался на связях с сельским рынком, то богатство Праги сложилось преимущественно на основе внешней торговли.

Несмотря на все различия способов усиления феодальной эксплуатации на севере и юге Чехии, возраставший нажим феодалов всюду вызывал резкое ухудшение положения крестьян в целом. Как правило, в начале XV века чешский крестьянин жил хуже, чем в середине XIV столетия.

К началу XV века среди крестьян Чехии уже существовали заметные имущественные различия. Хотя главной фигурой в феодальной деревне был средний крестьянин — седляк, во всех частях страны мы находим и возвышавшегося над имущественным положением средней массы зажиточного крестьянина и опустившегося ниже среднего уровня бедняка-подсоседка. Положение чешского крестьянина-седляка было тяжёлым и постоянно ухудшалось. Любая случайность могла бросить его в ряды бедноты. Беднота и зажиточные крестьяне, взятые вместе, составляли меньшинство крестьянства. Интересы их с каждым десятилетием расходились

всё больше, [16] но там, где речь [65] шла о феодальной эксплуатации, и те и другие не отделяли ещё полностью своих стремлений от интересов основной массы крестьянства.

16

Ярким примером того, что противоречия внутри крестьян не только существовали, но и осознавались современниками, является литературный текст следующего содержания. Богатый чешский крестьянин пожаловался священнику на несправедливость феодала, говоря при этом, что все люди равны. Хитрый поп спросил его, согласится ли он признать равенство со своим работником и разделить с ним имущество? Незадачливый крестьянин попался на удочку и вынужден был согласиться, что неравенство людей установлено богом.

Расслоение чешского крестьянства не было одинаковым и равномерным по всей стране. И здесь можно отметить различие между северными и южными районами. На юге имущественная дифференциация крестьян была глубже и сильнее, чем на севере, где феодал, ведя крупное собственное хозяйство, был до известной степени заинтересован в том, чтобы хозяйства его крестьян представляли собой крепкие барщинные единицы, то есть были обеспечены инвентарём, скотом и необходимой рабочей силой. Судя по сохранившимся материалам, во многих сёлах южной Чехии не было подчас ни одного хозяйства, сохранившего свой первоначальный полный надел. Так, в сёлах Радобытице и Боржице (Пршибрамский округ), в каждом из которых было по 24 крестьянских двора, насчитывалось соответственно лишь 7,5 и 6,5 лана земли; самые крупные крестьянские участки в этих сёлах составляли 0,75 лана. В сёлах Брода, Држевники, Островец, Радетице также не было ни одного цельноланного хозяйства. В селе Дубна 43 крестьянина имели в совокупности менее 9 ланов земли. Из 56 хозяйств села Росейовице 34 имели наделы менее 0,5 лана. Переходя в соседний, Тынский округ, встречаем село Загорже, где 10 крестьян имели в своём пользовании 2,17 лана земли. В соседнем селе — Чиченице из 22 дворов лишь у четырёх крестьян были участки по 0,5 лана, а у 17 — менее половины лана. На 95 крестьянских хозяйств, расположенных в пяти сёлах (Доманин, Граховиште, Младошовице, Споли и Шальмановице), не было ни одного ланового участка и на всех крестьян приходилось лишь 32,33 лана. Потрясающую картину крестьянской нищеты находим и в сёлах Захлумских вотчин Страговского монастыря. В селе Бучи, например, 14 крестьянам приходилось довольствоваться 3,25 лана, в селе Льстинек 9 крестьян имели вместе 2 лана земли, а в селе Свераж 15 крестьян — лишь 2,5 лана.

Невероятная теснота и малоземелье заставляли южночешских крестьян покрывать растущие прорехи своего бюджета разного рода приработками. Часть крестьян уходила в города или превращалась в батраков. Документы южночешских вотчин говорят о таких случаях, [66] когда хозяйственная жизнь целых вотчинных комплексов уже строилась в значительной мере на использовании наёмного труда. Так было во владениях Тржебоньского монастыря, в соседних сёлах панов из Рожмберка и т. д. Характерно, однако, что при этом крестьяне-наёмники не только не освобождались от феодальной зависимости, но и попадали ещё и в невылазную долговую кабалу, иной раз даже у своих собственных владельцев. В этом случае ничтожная сумма денег, которую зарабатывали крестьяне долгим и тяжёлым трудом, присваивалась феодалами в счёт погашения очередных феодальных платежей, давно уже принявших на юге денежную форму. Здесь мы имеем, таким образом, лишь использование наёмного труда в рамках феодального способа производства; внешняя форма этого использования зависит от специфики феодальных производственных отношений.

^{Молотьба (из рукописи начала XIV века)}

Несмотря на то что крестьяне вынуждены были иной раз продавать свою рабочую силу, их материальное положение оставалось исключительно тяжёлым. Крестьяне юга Чехии жили в страшной нужде, иногда ютились по нескольку семей в одной хижине, чтобы не платить подымного сбора. Немногим лучше было материальное положение северочешского крестьянина. На всех крестьян одинаковой тяжестью ложились неурожаи, эпидемии, налёты саранчи, наводнения и прочие стихийные бедствия. Наконец, разорительны были и не прекращавшиеся столкновения феодалов, приводившие, главным образом в южных районах, к бесконечным мелким военным конфликтам.

Крестьяне волновались; назревало мощное крестьянское восстание. Могло ли крестьянское восстание в тогдашних условиях рассчитывать на поддержку других слоев феодального общества? Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо познакомиться с тем, какие изменения произошли в этот период внутри городов.

Тяжёлую жизнь и бедствия крестьян разделяла и наиболее многочисленная часть горожан — городская [67] беднота. В связи с ростом ремесленного производства в Праге и в других городах в ряде отраслей ремесла продолжительность рабочего дня подмастерья доходила до 14–15 часов. Она определялась обычно, формулировкой цеховых уставов: «работать от зари до зари». Повышение спроса на ремесленные изделия не сопровождалось серьёзными улучшениями технической базы ремесла, а владельцы мастерских стремились извлечь побольше прибыли. В то же время цепи мелочной цеховой регламентации не позволяли им увеличивать количество подмастерьев. Обычно пределом для Праги на рубеже XIV–XV веков было наличие в мастерской двух подмастерьев. Цеховые правила часто не разрешали увеличивать и количество производимой продукции, но запреты такого рода можно было обойти. Главным источником повышения доходов являлось при таких условиях снижение себестоимости продукции, а это означало прежде всего непомерное увеличение эксплуатации непосредственных производителей. Кроме чрезвычайно большой продолжительности рабочего дня крайне тяжелы были и условия труда. Подмастерьям и ученикам приходилось по многу часов находиться в неудобном положении в тесном, душном, иногда тёмном помещении. Беднякам-подмастерьям было почти невозможно скопить средства для того, чтобы стать самостоятельными мастерами, и всё большее их количество навсегда оставалось в положении эксплуатируемых.

Оплата труда подмастерьев и бедняков-подёнщиков увеличивалась медленнее, чем цены на основные продукты потребления. Случайные заработки не могли существенным образом улучшить их материальное положение. Наконец, падение стоимости мелкой разменной монеты, которой бедняки оплачивали свои ежедневные расходы, также ложились на них всей своей тяжестью.

Многие документы свидетельствуют о том, что, закладывая ростовщикам порой последние инструменты и носильные вещи, многие ремесленники не имели средств выкупить их назад. От чрезмерного труда и почти постоянного недоедания, а также вследствие антисанитарных условий жизни смертность среди социальных низов городского населения была чрезвычайно велика.