Гуситские войны (Великая крестьянская война XV века в Чехии)
Шрифт:
Три дня войска панов и таборитов простояли в бездействии. Паны не решались завязать бой. Наконец, 30 мая 1434 года в три часа началось сражение, исход которого имел самые губительные последствия для дальнейшей борьбы чешского народа.
Паны хорошо знали грозную силу возовой обороны и понимали, с каким опасным противником они имеют дело. Поэтому их план был рассчитан на то, чтобы выманить защитников лагеря из-за возовой ограды и подавить их численностью. Этому плану Прокоп смог из-за значительного перевеса вражеских сил противопоставить лишь план упорной обороны лагеря с расчётом перейти в удобный момент в контрнападение. Но враг был не только силен, но и опытен. Паны были хорошо знакомы с приёмами, вооружением и тактикой таборитов. Шпионы и перебежчики
Сражение началось с того, что паны создали видимость решительной атаки. Они построили свои возы в колонну по 11 в ряд и двинулись на штурм лагеря таборитов. Во главе колонны находились пушки. Приблизившись на расстояние выстрела, атакующие обрушили на возовое укрепление таборитов и «сирот» сильный артиллерийский огонь. Осаждённые несли потери, но ответили ещё более сокрушительным обстрелом, перебили многих воинов и вывели из строя несколько вражеских пушек. После того как рассеялся дым и улеглась пыль, табориты увидели, что атакующие обратились в бегство.
Но отступление врага было только манёвром. Таборитские вожди не разгадали его смысла. Слишком много сражений было выиграно ими именно таким образом. [290] Они приняли притворный отход врага за действительное бегство и стремительно бросились преследовать его. Этим была ослаблена и расстроена защита возового укрепления.
В этот момент казалось, что победа и на сей раз останется за героическими народными воинами. Над полем сражения уже раздавался победный клич таборитов: «Вперёд! Враг бежит!». Но в решительный момент панская конница ударила во фланг преследующим, смяла их и напала на почти незащищённый лагерь.
Однако не всё ещё было потеряно. Если бы таборитское командование могло в свою очередь атаковать нападающих конницей, можно было бы отвлечь и остановить их, успев принять меры к обороне лагеря. Но в это время Прокоп Великий, как можно полагать, уже не имел конницы, которой командовал Чапек из Сана. Этот военачальник, по происхождению земан, был известен своей жадностью и больше всего заботился о том, как бы не потерять свои многочисленные имения и накопления. Чапек бесславно бежал к Колину, уводя с собой конницу таборитов. Была ли это преступная трусость или подлая измена — неизвестно. Важно, что в ходе сражения Чапек не принимал участия и что в самый решительный момент табориты остались без конницы.
Благоприятное время было упущено. Вслед за панской конницей на штурм лагеря таборитов двинулась наёмная пехота. Она опрокинула ослабленную линию защитников возовой обороны и прорвалась в середину её. Завязался упорный и кровопролитный бой внутри самого возового укрепления. У таборитов и «сирот» уже не было единого командования. Отдельные отряды мужественных защитников народного дела отчаянно сопротивлялись превосходящим силам врага, но ряды их таяли, подкреплений ждать было неоткуда. Численное превосходство взяло своё. К вечеру битва на Липанском поле закончилась.
В бою под Липанами было убито до двух тысяч верных защитников народного дела. Смертью храбрых пали Прокоп Великий, Прокупек и многие другие вожди таборитов и «сирот».
Победители добивали раненых, подвергали издевательствам и убивали пленных. Менгарт из Градца загнал часть пленных в сараи и там сжёг их. [291]
После битвы Менгарт двинул свои войска к Колину, где скрылся Чапек, но не взял города, заключив перемирие с Чапеком.
Реакция немедленно оценила создавшееся после Липан положение. Войска пльзеньских панов двинулись на север, в Литомержицкий край, и открыли военные действия против находившихся там отрядов «сирот» и их союзников. Возликовала и международная реакция. Когда была снята осада Пльзня, католические церковники и светские феодалы Европы решили, что недалёк час их победы. Пльзеньские паны, эти закоренелые враги чешского народа, превратились в героев дня. Католические священники восхваляли их в проповедях.
После кровавых событий на Липанском поле панский союз стал господствующей силой в Чехии. Это объяснялось расстановкой классовых сил в стране. С одной стороны, паны-католики и их поповско-монашеская свора были слишком ненавистны народу, и с этим нельзя было не считаться. Сигизмунду и наиболее дальновидным организаторам Базельского собора было ясно, что преждевременный и слишком резкий крен вправо может вызвать новый подъём революционной активности побеждённого, но не покорённого чешского трудового народа. С другой стороны, препятствием для кровавого разгула реакции оставался Таборский союз, куда всё ещё входило до 20 городов Чехии: Табор, Градец Кралёвый, Писек, Прахатице, Водняны, Яромерж, Колин, Нимбурк, Часлав, а также города Лоуни, Слани, Жатец и Литомержице, где находился гетман Якубек из Вржесовице. Кроме того, таборские гарнизоны всё ещё оставались в Тржебиче и Иванчице, в Моравии, в Трнаве и Тополчанах, в Словакии, наконец, в некоторых силезских городах, в том числе в Немчи и Отмухове.
Но армия Табора уже не представляла собою той революционной силы, какой она являлась в первые годы Великой Крестьянской войны. Здесь чётко обозначались те сдвиги, которые произошли за истекшее время внутри [292] всего крестьянско-плебейского лагеря. Фактически ещё задолго до Липан внутри Табора возобладали умеренные бюргерско-земанекие элементы. Первым шагом на этом пути явилась кровавая расправа с крайними хилиастическими сектами в 1421 году. С этих пор каждое событие в Таборе было шагом именно в этом направлении.
К началу 30-х годов Таборский союз состоял из двух разнородных элементов — из объединения бюргеров ряда чешских городов и из полевых армий, где, несмотря на явные симптомы разложения, была сильна и по-прежнему задавала тон крестьянско-плебейская революционная масса, накладывавшая свой отпечаток на союз в целом. После Липан грозные полевые армии перестали фактически существовать, а оставшиеся бюргеры вскоре остро почувствовали свою изоляцию. Это ясно выразил в своём выступлении на съезде таборитских представителей в декабре 1434 года один из бюргеров Табора. Отвечая на призыв гетмана Яна Рогача, который указывал, что не всё ещё потеряно и можно и следует продолжать борьбу, он признал, что от таборского бюргерства отошли и труженики и мелкая шляхта — первые потому, что были обременены податями, а вторые потому, что их надежды добиться богатства и власти оказались эфемерными. «Мы оттолкнули от себя почти всех бойцов, с помощью которых мы вели войны», — констатировало его устами бюргерство Таборского союза. Однако даже и теперь Таборский союз, не говоря уже об остатках полевых армий, оставался серьёзным препятствием для окончательного торжества католической реакции.
Для того чтобы оттеснить панов крайней католической группировки, с которыми они не хотели делить власть, паны-чашники соединились в этот период с земанством и богатым бюргерством Праги, идеологами которых были пражские магистры. Шляхта и бюргерство думали, что настало время пожать плоды предательства. В июне 1434 года ими был собран сейм в Праге.
Сейм показал, что политическое преобладание перешло к панам-чашникам. Хотя на сейме было весьма велико влияние Рокицаны и магистров Пражского университета, бюргерство занимало на нём подчинённое место. Это дало себя знать прежде всего в чётком разделении участников сейма по сословиям. Если в годы крестьянской войны на сейм посылали своих представителей города и [293] политические союзы, то теперь делегаты сейма были посланы от отдельных сословий. При этом не только фактическое господство, но и формальное первенство в органах сейма везде и во всём принадлежало высшей шляхте — панам.