Гувернантка для капризного принца

Фрес Константин

— Предатель — выдохнула Эвита, сжав кулаки. — О, какой же вы подлый предатель!

Будучи сам магом, вы истребили всех остальных. Моего отца! За что?!

Принц расхохотался.

— Да вы точно блаженная, как и принцесса Лидании, — отсмеявшись, произнес он.

— Поразительная наивность. Если не я, то меня. Так понятно? Это не просто блажь королевы. Хотя и блажь тоже. Можно было бы попытаться договориться, но... в этом вопросе я с ней согласен. Если бы мы прибегли к переговорам, нас сочли бы слабыми и уничтожили. Нанести первый удар

самыми первыми — всегда верная тактика

— что..

— 0, вы и это не помните? — принц с интересом заглянул в ее глаза. — Видимо, я перестарался немного с вашим забвением. Позвольте небольшой урок истории?

— Да уж будьте добры! — едко ответила Эвита. — Не очень приятно беседовать с человеком, который искалечил мне память и издевается, если я не понимаю, о чем идет речь.

— Цветущие королевства основали двенадцать вельмож. Маги и люди. Тогда еще магия не считалась чем-то дурным. Корона досталась моему отцу, и это был трудный жребий.

Он доказал свою силу в рыцарских поединках и на поле брани. И сначала все шло хорошо.

Но потом кое-кто, в том числе и ваш папаша, вдруг вспомнил, что он маг что его способности намного больше, чем простые человеческие силы.

— Но вы тоже маг. Зачем было таиться? — заметила Эвита. — Это всех успокоило бы. Маг на троне — и нет повода бунтовать.

— Есть — если этот маг не ты, — отрезал принц.

— Но магия наследственный дар. Мать ваша этого дара лишена. Остается отец. Значит, он сам таился? Зачем?!

— Затем, что он всегда учил меня, что в рукаве всегда должен быть стилет о котором никто не знает.

— Но из-за его скрытности развязалась ссора и война между вельможами!

— Ссора и война развязалась из-за того, что кое-чей папаша не знает, что такое честь, и не умеет держать данных слов! Его клятвы — ничто, а верность его не более, чем иллюзия,

— парировал принц. — Вспыхнул бунт; короля убили, — принц стал злым, плаза его превратились в бушующий ад, — и не факт что это не сделали люди по наущению вашего отца. Но вот незадача, — принц гадко посмеивался, — к тому моменту подрос я. И я, юный и неопытный принц, вколотил врагам в глотки вместе с расплавленным свинцом все неуважительные слова, высказанные в адрес королевского дома. Правда, неожиданно?

— Вы ждете, что я вас похвалю за проявленную вами жестокость?!

— Разумеется, нет! — фыркнул насмешливо принц. — Зачем мне ваши похвалы? Я итак знаю, что молодец. В этой бойне я выжил и победил. Большего для самоутверждения и не нужно.

— Победили не вы, — резко выкрикнула Эвита. — А ваша мать, которой вы боитесь признаться, что!

Крепкая ладонь принца до боли сжала лицо девушки, зажала рот.

— Тише, тише, — страшно прошипел принц, склоняясь над Эвитой. Его красивое лицо сделалось страшно. — А вот кричать о магии в королевском доме чревато! И обвинение принца в магической ереси чревато! Думаешь, я не потащу тебя за собой, если за меня возьмутся всерьез? И тебя,

и твою сестренку.

Эвита вскрикнула и забилась. Принц крепко встряхнул ее, отрезвляя.

— Так что прекрати вести себя как тупая корова! — неуважительно рычал он. — И детских глупых капризов твоих с меня довольно! «Хочу-не хочу». Это осталось в прошлом! Хочешь выжить — будешь делать то, что я велю!

— Я не стану рожать для вас детей! Я не инкубатор! — яростно выкрикнула Эвита, изо всех сил оттолкнув принца от себя.

— О, девочка! — он снова рассмеялся, жестокий и отчаянный. — я вижу, что все-таки переоценил твой ум. Ты не умна; ты глупая, высокомерная и капризная дура, которая не до конца понимает, в какую неприятную историю влипла.

Он рывком прижал девушку к себе, до боли стиснул ее тело.

— И еще ты не понимаешь и не знаешь, как я могу быть жесток, — сухо произнес он, рассматривая ее искаженное от злости лицо. — И как умею добиваться своего.

Я могу подвергнуть тебя таким страданиям, о которых ты даже и не подозревала. Так что хватит ломаться.

Эвита словно обезумела от ярости и страха.

Одежда ее была в полном беспорядке: грудь была видна из разорванного платья. И

девушке вдруг показалось, что принц прижимается к ней слишком страстно, слишком похотливо.

Со вполне понятными намерениями.

И все сейчас повторится снова.

Насилие и унижение. Мучительный стыд оттого, что ее тело бьется в спазмах удовольствия.

Его горячий рот, ласкающий ее между ног.

И собственное тайное, стыдное желание, чтобы эта ласка не кончалась никогда!

— Не смейте меня касаться! — кричала она, яростно колотя принца по плечам, по груди.

Он молча встряхнул ее, свирепо сопя. Так, словно хотел душу из нее вытрясти. Но это помогло мало; точнее — не помогло совсем.

Девушка превратилась в фурию, в опасного хищного зверька, бьющегося за свою жизнь.

Она готова была кричать, кусаться и царапаться, она готова была выпрыгнуть из собственной кожи, лишь бы отбиться, лишь бы выскользнуть из его рук.

— Я ненавижу, ненавижу вас!

Они сцепились, словно пара кошек, бъющихся насмерть. Руки их переплелись в борьбе, и принц крепко прижал Эвиту к стене, придавил всем своим весом, стараясь с ней совладать и успокоить ее.

— Тихо! — шипел он сквозь сжатые зубы. — замолчи!

— Ненавижу! Ненавижу! — яростно твердила она, не понимая, откуда в ее груди столько огненного, пожирающего чувства к этому человеку. — Ненавижу!

Ее крики было не остановить; и принц вдруг подался вперед, пребольно вцепился пальцами в ее подбородок и неожиданно влепил ей поцелуй, нехороший, злой, насильный и гадкий.

В нем не было нежности; только пылающая, всепоглощающая страсть.

И с любовью эта страсть, кажется, тоже имела мало общего. Желание драться и побеждать было заключено в этом поцелуе.