Гувернантка для капризного принца

Фрес Константин

— Негодяйка.

Удовольствие рвалось из ее груди хищным, звериным рычанием. Последние ее жалкие стоны он слизал с ее губ жадным горячим языком. Губы Эвиты дрожали, она слабо отвечала на бешеные поцелуи мужчины, вздрагивая от яростных толчков в ее тело.

— Мы могли бы начать наше знакомство куда нежнее, — выдохнул он, кода накатило его удовольствие.

Он вжался в ее тело, выдохнул горячо пульсирующее наслаждение, вздрагивая и сжимая до боли ее затылок, ее взлохмаченные волосы.

ЕГО

горячие губы снова нашли ее, и теперь поцеловали осторожно, так, как и полагается мужчинам целовать женщин — лаская.

— Но ваша мать, — простонала Эвита, все еще в плену удовольствия. — Она ненавидит меня... да она и вас возненавидит, если узнает о вашей тайне. Есть ли смысл в нашем знакомстве, пока всем управляет она?

Эти слова казались девушке логичными и естественными. Она просто вспомнила об опасности, отойдя от безумства страсти. Но принц это воспринял как-то иначе.

Болезненно и с непонятной ненавистью.

Он отпрыгнул от девушки, которую обнимал миг назад со страстной нежностью, как от прокажённой.

Эвита, оставленная без поддержки, еле устояла на подгибающихся ногах, опираясь на стену.

— Я не могу! — выдохнул он гневно. Ноздри его побелели от злости и затрепетали.

Расслабленная нега испарилась из глаз.

— Чего не можете? — произнесла Эвита, выпрямляясь и стараясь стоять прямо, хотя коленки ее дрожали — Вы, согнувший в бараний рог все Цветущие королевства, не можете обуздать злобу своей матери?

— не могу! — повторил принц, торопливо приводя свою одежду в порядок.

— Не можете? Или боитесь королеву?!

— я не могу! — злобно рыкнул в третий раз принц. Глаза его полыхнули лютой яростью. —

И дело тут не в страхе перед королевой. Я не могу!

— что, умеете держать данное слово, в отличие от моего отца? — насмешливо поинтересовалась Эвита, стягивая на пруди разорванную одежду. — Присягнули на верность королеве, и вынуждены служить? Хотя она такое чудовище, что уничтожила бы и вас? И как, стоит это того? Давать слово монстрам и убийцам, а потом верно его держать и служить им? Стоит?

Принц глядел на девушку исподлобья, недобро усмехаясь.

— Да, я умею держать данное мной слово, — ответил он четко. — И оно стоит дорого. Но я не идиот, чтоб раздавать клятвы верности налево и направо. Королеве я бы точно не стал присягать.

— Даже так!

— Я же не слепой и не дурак. И иллюзий относительно ее величества я не питаю.

Вы правы — она сотрет любого в порошок, если заподозрит, что он встал между ней и властью. Даже меня.

— Однако, вы воюете под ее знаменами! И служите ей.

Принц, ядовито улыбаясь, шагнул к Эвите.

Запустил руку за ворот, вытащил какой-то неприметный черный шнурок, вроде тех, на которых носят обереги и амулеты.

Однако, шнурок был пуст

Потерт

блекл, словно выцвел от долгих лет носки, с парой крохотных, неряшливых узелков, похожих на серые комочки.

Просто нитка.

— Знаете, что это такое? — поинтересовался принц, оттягивая шнурок пальцем и демонстрируя его Эвите. — Ну, вспоминайте, вспоминайте! Не делайте вид, что вы круглая дура и несчастная калека, потерявшая память.

— Это... — нерешительно протянула Эвита, потянувшись рукой к странной нити на шее принца. Пальцы ее чуть коснулись черного шнурка, и руку ее до локтя пронзила резкая боль, словно током ударило.

Эвита с криком отпрянула, тряся кистью, которая горела, словно обожженная. На подушечках пальцев пульсировал болью магический след.

— Это смирительный ошейник, — угодливо подсказал принц, посмеиваясь и пряча шнурок под одежду. — Кода король упокоился, королева решила, что власть должна принадлежать ей. Именно тогда и началось истребление магически одаренных людей.

Естественно, я не мог присягнуть на верность королеве. Не хотел.

— И тогда…

— Тогда она решила меня заставить. По ее велению меня пытали — хотели заставить дать слово, присягнуть на верность. Я долго провел в застенках. Очень долго.

— Боже.

— Но и пытками они из меня клятвы верности не выбили. Я почти отдал небу душу, но им не удалось заставить меня произнести клятву верности. Калечить меня у королевы планов не было. Я нужен был ей живой и сильный. Тогда она и прибегла к средству, которое ненавидела всем сердцем: к магии. Два узелка на ошейнике.

Первый — заставляет меня драться за королеву. Второй — не дает мне ее убить. Все просто.

— ЕСТЬ ли хоть что-то святое в душе этого монстра?! — вскричала потрясенная Эвита. —

Пытать собственного сына!

— Нету, — сухо ответил принц. — Не пытайтесь разглядеть свет там, где чернильно черно.

«О, ужас! — подумала Эвита, содрогаясь. Сердце ее сжалось от жалости, на глаза навернулись слезы. — Нацепила на него эту удавку! Сколько же боли он перенес, сопротивляясь? Этот шнурок душил, жег и мучил его при каждой попытке воспротивиться.

А этот упрямец наверняка сопротивлялся долго. Недели, месяцы, наполненные болью и яростью... Самый могущественный человек в Королевствах, самый сильный, гордый, он сидит на веревке у ноги своей жестокой и порочной матери. Какое унижение! Что удивляться, что он жесток и груб? Побоями можно вырастить и воспитать только монстра.

И все же, в его душе еще осталось место состраданию и милосердию».

— Мне очень, очень жаль, — произнесла Эвита, изо всех сил стараясь, чтоб ее голос звучал как можно мягче и искреннее. — Простите, что я дразнила вас! Мне так стыдно за свои слова! Я не знала... действительно, даже не подозревала, что вы…