Гузи-гузи

Никольская Наталья

– Очень жаль, что вы отказываетесь сказать, что на пленке… – сказала она, обдумывая ситуацию и мысленно призывая мещеряковское самообладание с не меньшим пылом, чем Гамлет – тень своего отца. – Тогда я поделюсь с вами своими соображениями. Не оставляет никаких сомнений тот факт, что похитителю кассеты было известно ее местонахождение. Он проник на вашу дачу с целью выкрасть ее у вас. Таким образом, он в курсе содержания кассеты и по достоинству оценил его, если отважился на такой поступок, как кража из помещения, находящегося на сигнализации. Он располагал мизером

времени, чтобы осуществить свой план.

– Вы полагаете, что это кто-то из моих знакомых? – не вытерпел Буторин.

– Вам нельзя отказать в проницательности, – решила слегка поддеть Валандра этого спесивого господина, – человек, укравший кассету либо относится к числу ваших врагов или соперников, либо к той категории людей, которых вы считаете своими друзьями или приятелями. Возможно, эти последние хотели вам просто отомстить – не исключено, что был прецедент, когда вы их обошли или чем-то расстроили. Кроме того, мотивом действия вора могло быть банальное желание что-нибудь заработать на этой кассете. Я склонна допустить, что в этом случае сумма была бы не маленькой – содержание кассеты стоит того, если вы так твердо отказались сообщить мне…

– Давайте не будем возвращаться к тому, о чем решили больше не говорить… – Буторин недовольно посмотрел на Вершинину, в его голосе зазвучали металлические нотки.

– Я не понимаю вас, ведь в ходе расследования все равно выяснится, что на кассете. Вы, по крайней мере, должны описать, как эта кассета выглядит – мы не можем искать невидимку.

– Обычная кассета. Единственное, что в ней необычного, так это какая-то глупая надпись на ней. Не знаю, как это читается, а выглядит вот так.

Он пододвинул к себе чистый лист бумаги, лежащий на столе, и написал на нем «gouzi-gouzis».

– Кассета с самого начала принадлежала вам?

– Что вы имеете в виду?! – с вызовом спросил Буторин, точно вопрос Вершининой оскорбил его.

– Я подумала, если человек говорит о чем-то как о глупом, то он меньше всего склонен иметь в виду самого себя. – Вершинина усмехнулась.

– Я вас не понимаю… – Буторин приподнял свой и без того выпирающий подбородок.

– Определенной категории людей самокритичность не свойственна…

– На что вы намекаете? – раздраженно спросил Буторин, кривя лицо в презрительной гримасе.

– На то, что «любовь к себе – это роман, длящийся всю жизнь», – смело процитировала вслух Вершинина своего любимого Ларошфуко, а про себя обратилась к более резкой выдержке из Монтеня: «Высокомерие складывается из чересчур высокого мнения о себе и чересчур низкого – о других».

– Вы упрекаете меня в излишнем самомнении?

– Избави Бог. Я просто позволила себе сделать некоторое философское обобщение, не без помощи моих друзей-моралистов, конечно. Так каким же образом кассета попала к вам? – Вершинина спокойно вернулась к главной теме разговора и, вставив сигарету в угол рта, взяла настольную зажигалку, изображающую дракона с разверстой пастью, из которой при нажатии на кнопку вырывалось пламя. Этот милый «дракоша», как ласково называла

его Валандра, был одной из ее любимых вещиц.

– Это моя кассета, – опять проявил досадную несговорчивость Буторин.

Трудный клиент! – подумал Алискер, искренне восхищаясь хладнокровной выдержкой своей начальницы.

– Игорь Семенович, – с укоризной в голосе сказала Валандра, в глубине души которой зрело желание послать Игоря Семеновича к чертям собачьим, – если вы и дальше будете скрывать важные факты, поле поисков заметно сузиться, а в этом случае я вообще не могу гарантировать положительного результата.

– Хорошо, эта кассета, как вы выразились, не была с самого начала моей, она недавно попала ко мне. – Буторин говорил сквозь зубы, как буд-то делал одолжение.

– При каких обстоятельствах она к вам попала? – не унималась Валандра.

– При мистических, – Игорь Семенович, наконец, показал, что и ему в определенные моменты не чуждо чувство юмора, – не будем это обсуждать.

Опять зубы показывает, – недовольно отметила про себя Валандра.

– На кассете компромат? – прямо спросила Валентина Андреевна.

– С чего вы взяли? – изобразил недоумение Буторин.

– А с чего бы вы стали так ей дорожить? – в тон ему ответила Валандра.

– Там важная информация… – неуверенно сказал Игорь Семенович.

– Игорь Семенович, на данном этапе мы – ваши союзники, прошу вас, не затрудняйте нам задачу. Меня интересуют обстоятельства дела, и – ни в коем случае чье-то грязное белье, уж поверьте. И если на какой-то стадии случается совпадение первого с последнем, то здесь нет моей вины.

Вообразите себе абсурдную ситуацию: больной приходит на прием ко врачу, и, когда последний начинает его расспрашивать о симптомах и прочем, уклоняется от ответов, кривит душой, затемняя таким образом клиническую картину заболевания. Что в таком случае остается делать врачу? Сказать больному, что тот либо симулянт, либо, простите, слабоумный…

Буторин от негодования едва не вскочил со стула. Но потом, сделав над собой усилие, занял исходное положение, только сменил ногу.

– Не много ли вы на себя берете? – возмущенно воскликнул он, Михаил Анатольевич говорил мне о вас как об умной, деликатной женщине…

– А мне о вас как о трезвом и деловитом…

– Ну, знаете… – Буторин резко встал и направился к двери.

– Куда бы вы не обратились, Игорь Семенович, вам обязательно зададут те же самые вопросы, хотите вы того или нет.

– Посмотрим…

Буторин гневно хлопнул дверью.

– Ну и фрукт! – выдохнул Аликер, точно в течение всего разговора задерживал дыхание.

– А что я могу сделать, он просто отказывается говорить, хотя утверждает, что пришел именно за этим.

– Ну и выдержка у вас, Валентина Андреевна! – восхищенно сказал Мамедов.

– Да какая там к черту выдержка, – махнула рукой Валандра, подожди, сейчас этот фрукт еще настучит на меня Анатоличу.

– А вы-то тут при чем? – Алискер вопросительно посмотрел на Вершинину.