Гвардеец Гора

Норман Джон

Я повернулся и медленно пошел к койке, на которой, прикованная, с завязанными глазами, лежала роскошная рабыня.

Я посмотрел на нее. Она почувствовала, что я стою рядом, и задрожала. Ее изящные запястья и тонкие лодыжки задвигались в кожаных ремнях, закрепленных на медных кольцах для рабов.

Я сдернул свернутую полосу из алой простыни с ее головы и отбросил повязку в сторону.

Она испуганно взглянула на меня и отодвинулась в глубь койки. Она была женщиной Реджинальда,

одного из капитанов Воскджара.

— Пожалуйста, господин, — прошептала она, — не делай мне больно.

Она была женщиной врага.

— Пожалуйста, господин, — умоляла она, — пощади меня!

Как она была красива в своем плотно пригнанном ошейнике из блестящей, покрытой эмалью стали, который она не могла снять! Как красивы женщины в ошейниках! Ничего удивительного, что мужчины наслаждаются, надевая их на женщин. Как прекрасен сам по себе ошейник, и все же как мало значит его красота в сравнении с красотой и важностью его главного значения: показать, что женщина — это собственность.

— Ты хорошо привязана, рабыня, — сказал я ей. Ты абсолютно беспомощна.

— Да, господин.

— Ты очаровательна.

— Спасибо, господин.

— Истинное лакомство, — размышлял я вслух, — которое должно было томиться на плите, чтобы доставить удовольствие своему хозяину.

— Да, господин, — улыбнулась она.

— Почему Артемидор, первый помощник, спрашивая тебя о твоей готовности, не попытался войти в каюту и проверить все собственными руками?

— Никто не может касаться меня, кроме Реджинальда, моего господина, — гордо проговорила она. — До тех пор, пока я угождаю ему.

— Неужели ты так быстро забыла, — спросил я, — хорошенькая рабыня, кому ты теперь принадлежишь?

— Тебе, — ответила она. — Тебе, господин!

— Кажется, ты еще медленно кипишь, моя маленькая сладость, моя куколка, — сказал я.

Она взглянула на меня безумными глазами.

— Твое прикосновение, — прошептала она, — сводит меня с ума.

Затем она приподняла свое тело, его нежные округлые формы, и потянулась ко мне. Я взял ее за бедра и приподнял, прижав большие пальцы к ее животу. Испуганная, она отшатнулась от меня.

— Пощади меня, — попросила она.

— Нет, — ответил я.

* * *

Я вытащил из ее рта кусок скомканной ткани, мокрый и тяжелый, часть той полосы, которую я раньше использовал, чтобы завязать ей глаза. Я засунул этот кляп ей в рот, чтобы приглушить ее крики. Она продолжала стонать и покрывать меня поцелуями.

— Я вижу, ты все еще кипишь, — заметил я.

— Киплю? — Она печально засмеялась. — Ты заставил меня вскипеть, а затем, когда хорошо попробовал меня, дал

мне остыть. Потом снова, когда это доставляло тебе удовольствие, заставлял меня закипать и опять довел до кипения. Ты проделал это со мной много раз.

Я отбросил назад несколько светлых прядок с ее лица.

— Ты хорошо знаешь, как приготовить девушку для своего наслаждения, господин, — прошептала она. — Без сомнения, ты гурман в употреблении рабыни, шеф-повар, хорошо обученный искусству приготовления лакомой пищи из рабыни для удовлетворения твоего чувственного голода.

— Успокойся, маленькое лакомство, — сказал я ей.

Тогда она снова приблизила свое тело ко мне, и я почувствовал ее желание. Снова я засунул скомканный кусок алой простыни ей в рот. Она не могла протестовать. В ее глазах были слезы. Она прижалась ко мне так сильно, как могла.

* * *

Свеча на столе прогорела. Снаружи было темно. Я отошел от окна каюты.

— Пожалуйста, господин, — попросила она, — еще раз.

— Ты влюбчивая, страстная девица, — заметил я.

— Я не могу сдержаться, — ответила она, — я женщина-рабыня.

Я улыбнулся про себя. Рабство превращает женщину в самку.

Я нежно присоединился к ней на постели. Мой нож был воткнут в деревянную стену над кроватью, справа от меня, где я мог достать его, если понадобится. Он пригодился мне пока что только однажды, чтобы приставить к ее уязвимому месту. Я скомкал кусок алой простыни и затем, держа его между пальцами правой руки, втолкнул в ее рот, глубоко за зубы.

* * *

В темноте я отвязал ее и положил на живот на койку. Кусок ткани, который я использовал в качестве кляпа, лежал слева от ее головы. Голова была тоже повернута налево.

— Я не такая же низкая и страстная, как земные девицы в ошейниках? — спросила она.

Я завел ее запястья за спину.

— У тебя остается надежда, — пообещал я ей, связывая кисти рук у нее за спиной.

— Нет, — сказала она, — горианская девушка в тысячи раз более страстная, чем земная девица.

— Возможно, — согласился я и улыбнулся.

Пусть соревнуются друг с другом, чтобы увидеть, кто может лучше удовлетворить мужчин. Я знал, что и земные девушки, и горианские изумительны. Ведь и те и другие были женщинами.

Я поднял девушку на ноги и поставил ее рядом с койкой.

— Ты связал мне руки за спиной, — сказала она, — ты поставил меня обнаженной перед тобой. Что ты собираешься делать?

Я разглядывал ее, затем вынул нож из досок над полкой, куда я воткнул его прежде, и приставил нож к ее животу.