Гвардейцы в воздухе
Шрифт:
– Как дела, Толя? - спрашивали с едва уловимой ноткой жалости, той жалости, которую испытывают здоровые, жизнерадостные люди к больным.
– Хорошо! - отвечал он, словно не чувствуя этого и только после паузы спокойным тоном добавлял:
– А нога... пустяки. Как новая стала.
Увидев боевые машины, услышав шум моторов, жадно вдохнув специфические запахи бензина, масла, лака и клея, перемешанные с свежим травяным настоем, возбужденный Беляков почувствовал, что снова попал в свою стихию. Начал ежедневно заниматься физкультурой, тренироваться по специально составленной программе, превозмогая
В полевых ремонтных мастерских для Белякова специально переделали ножное управление. Начались тренировочные полеты над аэродромом. Сколько души вкладывал летчик в каждый полет! Какое самообладание понадобилось ему, чтобы снова быть в строю! И вот первый боевой вылет. Успешный.
Прошло немало времени. Однажды пара Л-5, в которой Алексей Артемьев был ведущим, а Анатолий Беляков - ведомым, возвращалась на аэродром. Неожиданно появилась шестерка "мессеров". Будто специально ждали. Что делать? Ввязываться в бой не имело смысла: и горючее, и боекомплект на исходе.
Однако гитлеровцы упорно наседали и сумели незаметно втянуть гвардейцев в неравный воздушный бой. Экономя снаряды, совместными атаками наши летчики сбили одного Ме-109. Фашисты рассвирепели.
Из-за недостатка горючего Артемьев и Беляков все оттягивали бой к своему аэродрому. Удавалось им это не всегда.
Вдруг Беляков обнаружил, что в хвост самолета ведущего зашел тонкий, словно селедка, "мессершмитт". Вот-вот откроет по нему огонь. Беляков тут же ринулся на помощь. Товарища из беды выручил, но сам был атакован сразу двумя "мессерами". Огненные шнуры, выпущенные с разных сторон, соединились в одном месте - на крыльях его самолета. Машина тут же загорелась, видимо, снаряды попали в бензобак.
Пришлось Белякову покинуть самолет. После затяжки, он открыл парашют. Опускаясь, успел заметить, что порывами ветра его относит на строения колхозного тока. Пытался "подскользить", но тут подошла земля. Приземлился неудачно - на больную ногу - и потерял сознание.
Подбежали работавшие на току женщины. Тут же запрягли единственную тощую лошаденку в подводу, погрузили в нее нашего летчика вместе с парашютом и повезли в ближайшую деревню.
На аэродроме Артемьев доложил результаты боя и указал место, куда спустился на парашюте Беляков. Командир полка немедленно послал за ним автомашину с полковым врачом Иваном Овсянкиным и техником Григорием Борщенко.
Посланцы прибыли на ток. Спросили у женщин о летчике. Одна из женщин, видимо, старшая на току, мешая украинскую и русскую речь, бойко ответила:
– Як же, слышали в нэбе и завывание моторов и стрекотание пулеметов. Потом один самолет упал в той стороне, а другой, - вот в той. Из второго самолета выпрыгнул парашютист в комбинезоне, с пистолетом и кирзовых сапогах.
– Где же он приземлился? - спросил врач, сообразив, что раз
– Дул сильный ветер, поэтому летчик уж так быстро снижался и сильно ударился о землю, что аж сапог один лопнул от верха до самой пятки!
И остальные женщины сокрушенно повторили:
– Ведь надо же так удариться!
Не знали они, что накануне вылета Беляков сдал свои, как он говорил, "модельные сапоги" с металлической молнией на голенище в ремонт. И надел старые, предварительно разрезав левое голенище и стянув обе половины тонким резиновым амортизатором от парашюта.
Юбилейный 500-й.
26 августа наши войска перешли в наступление на Змиевском направлении. Полк вновь перебазировался ближе к фронту, на этот раз на аэродром Николаевка.
К концу душного летнего дня 27 августа 1943 года на боевом счету полка значилось четыреста девяносто пять сбитых вражеских самолетов. До круглой цифры пятьсот не хватало каких-нибудь пяти. Кто первый закончит юбилейный счет - собьет пятисотый? Покажет следующий день.
И вот он наступил этот день.
Оперативный дежурный гвардии старший лейтенант Николай Григорьев, следивший по радио за ходом воздушного боя, происходившего всего в пятидесяти километрах от аэродрома, доложил:
– Сытов ведет бой.
Все присутствующие на командном пункте прильнули к динамику. Были слышны команды ведущего группы Ивана Сытова.
Сбил одного, он падает, пошел за другим.
И через несколько минут опять:
– Зажег второго "хейнкеля".
Группа возвращалась с задания. Все с нетерпением ждали доклада ведущего. Как всегда спокойный, он подошел к командиру полка.
– Задание выполнено. Вели бой с пятьюдесятью бомбардировщиками. Цымбал сбил одного Ю-восемьдесят восемь, мною сбито два "хейнкеля".
Боевой счет лейтенанта Сытова вырос до двадцати девяти. Счет полка составил четыреста девяносто восемь. Наступил новый день. Рано утром в районе прикрытия прибыла семерка Ла-5 под командой Виталия Попкова. Проводив в воздух самолеты, Василий Зайцев сказал:
– Мои орлята в юбилейном полете.
Вскоре в район прикрытия прибыло около семидесяти самолетов противника. Первым сбил вражеский самолет гвардии лейтенант Виталий Попков. Четыреста девяносто девятый!
Не успел еще тот коснуться земли, как вслед за ним объятый пламенем пошел Ю-88, сбитый молодым летчиком-истребителем гвардии младшим лейтенантом Николаем Марисаевым.
Это и был пятисотый фашистский самолет.
По всему аэродрому с быстротой молнии разнеслась радостная весть. На земле юбиляра ждали с нетерпением. Все жали ему руки, поздравляли. Вторая эскадрилья торжествовала - "пятисотый" был за ней.
В этот день летчики Ворончук, Баевский, Романов, Попков и Пузь сбили еще шесть самолетов противника, которые вошли в счет шестой сотни.
"Первый" и "пятисотый" - так называлась передовая экстренно выпущенного в полку боевого листка. В ней говорилось о первом вражеском самолете Ме-109, сбитом в первый день войны Соколовым, и о пятисотом - Ю-88, уничтоженном в августе 1943 года Марисаевым.