Гвардии «Катюша»
Шрифт:
К двум часам ночи с 30 апреля на 1 мая 1945 года у нас все было готово: электропроводка подведена ко всем снарядам и подключены аккумуляторы. Я отдал приказ всем, кроме Захарова, покинуть дом, потому что реактивные струи все сожгут. Мы с Захаровым тоже вышли и вывели проводку наружу.
Ровно в 2 часа ночи я дал команду произвести залп. Захаров включил аккумулятор, замкнув электрическую цепь одновременно на всех снарядах…
Сначала загудел и полыхнул пламенем наш дом. И тут же грохнуло в мрачном здании с эсэсовцами на Мартинштрассе, будто оно раскололось на мелкие куски. Из его подвалов повалил дым, стены потрескались, и вылетели все окна. Залп был точен —
Тут же пехота пошла в атаку. Наш стоснарядный залп оказался настолько сильным, что из здания не раздалось ни одного ответного выстрела. Пехотинцы вошли туда без потерь. Уже через десять минут наши солдаты выводили пленных, примерно человек двести.
— Вон тот полковник, — сказал Захаров, показывая мне на высокого немца. — Ну как?
— Берлин капут, — вяло сказал фашист, глянув на нас тусклыми глазами. От былой спеси не осталось и следа.
Вся операция по захвату дома заняла менее часа. Дальше в этом направлении до самого рейхстага никаких серьезных препятствий пехота и танки не встретили.
В 10 часов утра мы уже стояли у рейхстага. Наша 6-я Краснознаменная гвардейская тяжелая ракетно-минометная Ленинградская, Берлинская, орденов Кутузова и Богдана Хмельницкого бригада войну закончила. Без всяких преувеличений, мы на самом деле прошли от Нарвских ворот до Бранденбургских. Радость нашу мне сейчас и не передать. Выражали ее кто как мог: плакали, целовались, палили в воздух…
А потом мы стояли с ребятами у рейхстага и пели нашу песню — ту, которую сочинили еще под Ленинградом:
Наш залп под Дубровкой — начало пути. За Выборгом залп — середина. Последним же залпом должны мы смести Фашистский порядок Берлина.Мы свое обещание выполнили.
Л. В. Дубровицкая,
гвардии старший лейтенант запаса
НУЖНА БЫЛА ОДНА ПОБЕДА…
Я перебегала улицу «смерти». Конечно, на самом деле называлась она как-то по-другому. Но, во-первых, настоящего ее названия никто не знал. В центре Берлина тогда, в мае 1945 года, не только табличек на домах — самих домов часто не было, одни руины. Во-вторых, новое название этой улице наши солдаты дали не зря.
Улица была совсем небольшой. По обе ее стороны зияли черными провалами несколько разрушенных зданий, вдали виднелся рейхстаг. Его колоннада хорошо просматривалась с того места, которое после трудных боев за Берлин заняла наша группа. Заняла и остановилась. Ни одного шага из развалин сделать было нельзя. Гитлеровцы контролировали буквально каждый сантиметр дороги. Фашистские снайперы хорошо пристрелялись, и любое движение в этом районе вызывало бешеный огонь. Противник укрепился в угловых домах на перекрестке справа и напротив нас. Я участвовала во многих сражениях, но такого ожесточенного, бессмысленного и отчаянного сопротивления не встречала еще нигде.
Группа, которой я командовала, была частью 4-го отдельного гвардейского минометного дивизиона. Товарищи мои, офицеры, с которыми мы вместе сражались с 1943 года, возглавляли такие же группы в других частях города. И я, впервые приняв командование в такой ответственной операции, жалела, что их нет рядом. Опыт друзей мог бы помочь.
Для нас, минометчиков, ситуация оказалась сложной во всех отношениях. Нужно было поддержать огнем знаменитых «катюш» наступление пехотинцев. Попытаться
Оценив обстановку, я увидела, что работать придется вручную. Во время боя надо запаливать шнур от каждого «головастика» — так мы между собой называли снаряды — отдельно. Причем особая точность требовалась и при определении направления их полета — ведь кругом были свои, часто занимая только разные этажи в одном здании с противником.
…Бой начался неожиданно. Густая кирпичная пыль плотной завесой повисла в воздухе. Грохот минометов и ответный вой немецких «фаустов» заглушали слова команды. Но в штурмовой группе подобрались опытные бойцы. Мы устанавливали снаряды, тянули от них шнуры (где уж тут соблюдать определенные техникой безопасности положенные 10 метров!), запаливали их самыми обычными спичками. Ракеты крушили стены старинных домов, на мгновение принося удовлетворение от точности попадания, которое тут же забывалось в ожесточении боя.
Во время короткой передышки ко мне подошел командир батальона пехотинцев. Лицо обветренное, усталое. Чуть раньше, когда моя группа поступила к нему в распоряжение, мы успели познакомиться. И я улыбнулась про себя, вспомнив, с каким изумлением и разочарованием встретил он командира долгожданного подразделения «катюш» — женщину! А теперь убедился, что штурмовая группа ракетчиков работает как надо, и пришел с просьбой поддержать огнем.
В подвале дома, где мы находились, разместились наши раненые бойцы. Фашисты, узнав об этом, открыли канализационные трубы. Хорошо, что коммуникации где-то были разрушены и уровень воды поднимался медленно. Но ведь из этих подвалов невозможно было выбраться: над головой — остов здания и небо, впереди — та самая улица «смерти».
— Придумай что-нибудь, Владимировна, — попросил майор. Он успел услышать, как меня называли бойцы, и смирился с моим мальчишечьим видом и девчоночьим голосом.
Взвесили обстановку. Выход был один: ударить по зданию, где засели гитлеровские снайперы, с двух сторон — из нашего дома и из противоположного. Вот когда я по-настоящему оценила запасливость нашего сержанта Новикова. У него в избытке оказался бикфордов шнур, спички и даже так необходимый сейчас стальной трос.
Дождались сумерек. Специально на длительное время сделали передышку, прекратили огонь. А потом… «Залп!» — скомандовала я своим ребятам и тут же рванулась с двумя солдатами на противоположную сторону улицы. Но добежать мы не успели. Снайперы очнулись от внезапного удара, булыжник вокруг зазвенел от пуль — пришлось падать. Лежали неподвижно, дожидаясь помощи от товарищей. Рука задеревенела, сжимая стальной трос, который я тянула из нашего поста. Снова залп, и под его грохот мы оказались на другой стороне.
И вот мы уже машем оставшимся на другой стороне: «Давай!» Конец проволоки натянулся в руке. На том конце на него подвесили 100-килограммовую мину, и наша группа, сдирая в кровь ладони, начала перетаскивать ее к себе. Весь расчет участвовал в этой операции. Торопились, помня, что судьба раненых зависит от нас. И наступил момент, когда мы смогли дать залп. После выстрелов осели проемы неприступного здания, под его обломками погибли эсэсовцы с фаустпатронами. Раненых можно было переправлять в медсанбат.