Гвендолин
Шрифт:
Рядом тихо от смеха прыскает Юфимия.
– Допустим, успели мы раньше, – смущенно откашливается па. – Останься ты немного подольше, а не умотай в манистер, упершись рогом, как горный барашек, узнала бы сразу.
– Доченька, – шепчет мама и порывается встать с кровати, но папа легко удерживает ее на месте. Но я тоже не хочу, чтобы она вставала, раз доктор так сказал, посему сама как можно скорее подбегаю к кровати и, осторожно, чтобы не навредить, заключаю ее в объятья.
– Ма, – тихо всхлипываю. – Я так скучала.
– Моя милая девочка, –
Дверь, тихо скрипнув, выпускает из комнаты всех присутствующих, и мы остаемся наедине.
Я даже не знаю, откуда у меня берется столько слез. Разве может человек вместить в себе такое количество воды? Но они снова наворачиваются на глаза, и я плачу с не меньшим надрывом, чем у папы на корабле. Мама плачет тоже, я это чувствую по тому, как вздрагивает ее грудь, как падают мне на плечо горячие капли.
Всласть наревевшись, мы, наконец, отстраняемся, друг от друга и принимаемся придирчиво осматривать.
– Так кто у меня будет? Братик или сестричка? – выразительно поднимаю брови, еще раз с изумлением окинув взглядом располневшую талию мамы.
– Думаю, девочка, – мягко улыбаясь, отвечает мама, кладя руку на живот. – Но, милая, – ее взгляд на мгновение снова становится встревоженным. – У тебя, я полагаю, тоже есть новости...
– О чем ты? – смущенно отвожу глаза и принимаюсь разглаживать подол рубахи на коленях. Она принадлежала Ингвару. Теперь моя. Мне даже больно подумать о нем, но так хотя бы его тень рядом со мной, и я не могу расстаться с этими вещами. Пока не могу. Так и пропутешествовала все это время в одежде, которую взяла из сундука, каждый раз приводя ее в порядок стиркой, все равно переодеться было не во что.
– Милая, не надо закрываться от меня, – берет меня за руку мама. – Я всегда на твоей стороне. Ты же знаешь. И всегда тебя поддержу.
– А нечего поддерживать, – тихо вздыхаю. – Твоя глупая дочь просто влюбилась в того, в кого не следовало…
– Ох, Гвени… Он… он тебя заставил… Он взял тебя силой? – бледнеет мама, еще сильнее сжимая мою ладонь.
– Нет, что ты! – пугаюсь я ее тревоги. Не приведи Лудд, разволнуется и заболеет. – Я его полюбила… Я сама ему отдала… Свою душу и свое тело…
– И что же? – замирает мама.
– Ничего. Потом я убежала… – снова всхлипываю. – Но я так его люблю, ма…. Так люблю… Только он меня не любит.
Мамочка хмурит брови и снова привлекает меня к себе.
– Ты уверена, дорогая? Мужчины порой бывают очень упрямы, но стоит копнуть глубже, и ты видишь, что под твердой скорлупой прячется мягкое сердце.
– Нет, мам, – качаю головой. – Он сказал, что мужчины не умеют любить, это им не присуще. Но я-то ведь знаю, что папа тебя любит. Значит это меня он полюбить не смог…
– А больше он ничего не говорил? – склоняет голову набок мама.
– Что? – непонимающе шмыгаю носом, отстраняясь. – О чем?
– Ну, после напыщенных речей о любви твой избранник ничего не говорил? – с губ мамы
– Говорил, – хмурю брови, вспоминаю болью отдающиеся в сердце слова. – Говорил, что я создана для него, и он не может мне позволить принадлежать другому мужчине. И отпустил меня на волю, представляешь, всех отпустил. Только…
– Только? – тянет моя собеседница.
– Только не отпустил, – сжимаю руки в кулаки. – Запретил мне в Кинлох возвращаться.
Слова сами собой срываются с моих губ, пока я не пересказываю все то, что случилось со мной. От мамы я ничего не скрываю, только иногда мой рассказ прерывается судорожными вздохами, тихими всхлипами и шмыганьем носом.
– Думаю, милая, скоро ты снова с ним увидишься, – с улыбкой, заявляет мама, загадочно смотря из-под ресниц. И прежде, чем я успею что-то возразить, добавляет. – Ведь не у меня одной сюрприз, правда?
Глава 55
Как я ни упрашивала, но мама все-таки не созналась, что имела в виду. Сказала, что я скоро и сама обо всем догадаюсь, а пока, видимо, еще не время. И теперь, лежа в своей кровати, в спальне, которая принадлежала мне с детства, я мучаюсь от бессонницы, ворочаясь с боку на бок. Только совсем не секрет, который мама отказалась раскрывать, меня беспокоит. Стоит мне только закрыть глаза, как в мои сновидения приходит Ингвар. Каждый раз я, словно воочию, вижу его лицо перед собой – вот он громко смеется, запрокинув голову назад, а вот злится, и его глаза мечут молнии, как серебряная секира Вара, а вот смотрит на меня с таким голодом и страстью, что мое тело охватывает дрожь желания.
Со злостью откидываю одеяло. Мне жарко и душно, особенно после приятной прохлады Севера. Глухим ворчливым зверем ворочается беспокойство. Я не могу не думать о нем, о своем викинге – в своих мыслях я по-прежнему называю его своим – не могу не хотеть его видеть, чувствовать, не могу не желать, чтобы он приехал за мной, чтобы полюбил… Хоть и понимаю, что этого не будет никогда.
Что-то внутри давит, душит, забивает легкие тяжелым горячим воздухом. Встаю с кровати и подбегаю к окну, рывком распахивая створки. Глоток прохладного воздуха кажется освежающе-вкусным, как капля воды для изнывающего от жажды. Делаю еще один вдох и прислоняюсь головой к каменному откосу, чувствуя, как прохлада стены снимает терзающий жар. А в следующий момент пол под моими ногами начинает мелко подрагивать, пока не звучит Зов!
Этот Зов преследует меня с детства, этот зов выворачивает душу. Он мерзкий, неприятный, грязный. Он липнет ко мне, как древесная смола, оставляя пятна, метя, как испорченную, плохую, гадкую, недостойную. А еще он твердит о долге. Долг жизни, который я должна отдать. Но я не собираюсь этого делать. Я хочу, чтобы он замолчал, замолчал и больше не звал меня, я хочу отправить его в пучину Маннана и никогда не вспоминать. Не вспоминать то отвратительное существо, которое является моим истинным отцом.