Гвиневера: Королева Летних Звезд
Шрифт:
– Святилище старого бога Брана. – Ланселот указал на холм, теперь загроможденный и развалинами, и шатрами. – Именно здесь они похоронили его голову, чтобы охранить Британию от вторжения. Интересно, знали ли это римляне, когда строили башню?
Мы с Артуром посмеялись над этой шуткой, но я остановилась и торопливо прочла, молитву – я надеялась, что после всех трудов по подготовке этого собрания Бран заметит разницу между саксонскими варварами и королями Британии.
Через лондонские ворота один за другим проезжали военные вожди. Их имена выкрикивал недавно назначенный глашатай,
Мы размещали знать, где только могли – в основном в шатрах или в каменных зданиях, которые еще были пригодны для жилья. Остальные устроились в трактирах и на постоялых дворах, а воины спали в парке.
Некоторые короли не смогли приехать. Например, мой кузен Маэлгон не приехал из-за болезни жены, а король Марк, который никогда не любил путешествовать, говорил, что его молодая жена желает остаться дома. Он, правда, прислал Тристана и Динадана в качестве своих представителей, и мы были очень рады встретиться с ними.
Мой отец не мог приехать из-за плохого самочувствия, но он прислал Бедивера, которого встретили шумными приветствиями. Первый рыцарь выздоровел, и к нему снова, вернулось хорошее настроение, и сейчас он уже наловчился пользоваться своей рукой с крючками. Когда я сказала Бедиверу, что Бригит уехала в монастырь, он ласково улыбнулся.
– Пусть благословят ее все боги.
Уриен пришел поздороваться с нами и сказал, что Моргана очень сожалеет, что не может приехать.
– Вы же знаете, сейчас она очень занята – многие ирландцы принимают новую веру.
Я рассматривала короля Нортумбрии, гадая, знает ли он, как враждебно его жена относится ко мне. Я полагала, что он был человеком, который предпочитал не разбираться в сути вещей; жизнь с развлечениями, воинскими турнирами, охотой и пирами, похоже, устраивала его, и я была уверена, что он постарается ничего не менять в своем укладе жизни. По крайней мере, отсутствие Морганы означало, что у меня будет одной проблемой меньше. И без нее хватало хлопот.
Многие вожди привезли с собой сыновей и дочерей: мальчики должны были обучаться под руководством Ланселота или Паломида, а девушки – служить фрейлинами у меня. Это укрепляло наши связи с их родителями, но и означало, что я несу ответственность за этих юных женщин. Я передала заботу о них Винни, надеясь, что умение матроны обращаться с фрейлинами убережет их от неприятностей, а меня избавит от забот.
Винни восстановила обычай пить чай во второй половине дня, приказав подавать настои трав и печенье, как это было прежде, когда верховной королевой была Игрейна. Это была славная традиция, и иногда, когда у меня было время, я присоединялась к женщинам.
Оглядывая комнату, я поражалась, Как много в ней женщин и что я знаю только немногих. Здесь были девушки с севера Уэльса, получившие в наследство такую же невзрачную внешность и такие же рыжие волосы, как у меня; крупные девушки, выросшие в долинах Пеннин; изящные девушки-цветки из корнуэльских усадеб. Не было только Эниды и Фриды – они были слишком
– О боже! – прошептала Винни, когда еще одна новенькая девушка присела передо мной в поклоне. – Я сказала, чтобы Элейна заколола этой брошью свой лиф, а не украшала ею волосы.
Я с любопытством рассматривала эту девушку из Астолата. Ее отец, Бернард, описывал ее как набожную робкую девушку, которой нужна материнская ласка – ее мать умерла несколько лет назад. Я ожидала встречи с застенчивой девушкой-подростком, но увидела взрослую женщину со взбитыми локонами, падающими на ее открытый лиф, и двигающуюся с томной грацией. Глаза Элейны были опущены, и она отошла со скромным видом недотроги.
– Не знаю, что с ней, – вздохнула матрона, наливая мне первую чашку чая. – Она не глухая, потому что вздрагивает, когда хлопают в ладоши. Но она ходит с таким отрешенным видом, как будто слышит голоса, которых не слышат другие. От одного этого по телу бегут мурашки.
– Мне кажется, – вступила в разговор Августа, – у нее не в порядке с головой. – Римлянка из центральной части страны протянула свою ухоженную руку за печеньем, но Винни резко напомнила ей, чтобы сначала она подала поднос мне. – А в следующем году при дворе будут праздновать Белтейн? – спросила Августа, резко переводя разговор на другую тему и протягивая мне поднос. – Одни говорят, что придворные верховного короля христиане, а другие утверждают обратное.
– Мы позволяем, людям поклоняться любым богам, которых они выбирают. Епископов и жрецов, монахов и жриц – всех при нашем дворе принимают радушно, – ответила я, стараясь не смотреть на Винни.
Матрона уже давно оставила попытки обратить меня в свою веру, но к жрецам и их древним силам испытывала сильное недоверие.
– Белтейн – мой любимый праздник, – продолжала Августа, и некоторые девушки захихикали, потому что многие любовные истории начинаются во время весеннего праздника костров.
Красавица из центра страны стала обсуждать любовные сплетни и начала поддразнивать Эттарду, к которой Пеллеас проявлял особый интерес.
– Мне кажется, он довольно мил. – Девушка из монастыря пожала плечами и, разломав печенье, мазала кусачки медом. – Но беден, как церковная мышь, и в храбрости уступает Гавейну и Ланселоту. Теперь, когда королева-мать оставила мне землю, я должна принимать во внимание свое положение.
Августа рассмеялась над словами Эттарды.
– Да, именно так, как я говорю, – настаивала Эттарда, – меня не интересует мужчина, который не является рыцарем.
Меня подмывало напомнить ей, что когда-то она сама была бездомным ребенком, но по голосу Эттарды было понятно, что она вот-вот расплачется, и я прикусила язык и посмотрела на Элейну, думая о том, что девушка из Астолата была не единственной, кто плохо понимал истинное положение вещей.
Августа уже вела речь о мужчинах, которые ей нравились больше всего, и, хотя каждая девушка призналась, что кокетничает с Ламораком, самым романтическим и таинственным мужчиной оказался Ланселот.
– Ты знаешь его лучше всего, госпожа, – неожиданно сказала Эттарда, – какой же он, этот бретонец?