Гвиневера. Дитя северной весны

Вулли Персия

– Тебе ведь известна пословица, – продолжал он. – Если яблоня цветет в мае, то яблочные пироги можно будет есть каждый день. Хоть почки еще не распустились, этой осенью нас ожидает богатый урожай.

Отец еще долго рассуждал о прочих насущных делах, ни разу не коснувшись темы моего отъезда. Он выглядел очень усталым, и я подумала, не провел ли он ночь, тоже разбираясь со снами.

Наконец, когда я прикончила вторую лепешку, он наклонился вперед и медленно спросил:

– Ты сильно расстроена, дитя?

– Расстроена? Нет… – сказала

я осторожно, слизывая масло с пальцев. Вот он, мой шанс, но мне хотелось быть тактичной. – Однако я бы лучше осталась здесь и нашла супруга, который приедет в мою страну и разделит со мной власть над королевством. – Я с надеждой взглянула на своего повелителя, мысленно моля, чтобы он понял мои намерения.

– О, если бы это было возможно, – прервал меня отец, сметая крошки с полы халата. Солнечный зайчик проник дальше в комнату и, казалось, вспрыгнул ему на колени, как кошка.

Он неловко заерзал на стуле и стал торопливо перечислять доводы в пользу моего брака с новым верховным королем.

Мы много раз говорили на эту тему раньше. Сейчас я слушала вполуха и смотрела на яркие краски его одеяния, игравшие под солнечными лучами. Крючковатые пальцы отца неподвижно застыли на мягкой шерсти, и я подумала, помогает ли тепло его больным суставам.

Наконец он сделал паузу, потирая костяшками пальцев одной руки о другую и внимательно рассматривая их, чтобы избежать моего прямого взгляда.

– Ты же знаешь, что я никогда не настаивал бы на твоем браке с человеком, который тебе не нравится, и обеспокоен тем, что ты не рада сделанному выбору. Мне кажется, что мечта каждой юной девушки состоит в том, чтобы выйти замуж за человека, которого она любит…

Его голос сорвался от неуверенности, потому что хотя мы много лет совместно обсуждали разные вопросы, но сердечных дел не касались никогда. Он нервно сцеплял и расцеплял пальцы, отчего драгоценные украшения, унизывающие их, сверкали и искрились на солнце.

– Любовь – это нечто, возникающее со временем, дитя. С уважением, с обязательством создать что-то вместе. У нас с твоей матерью было чувство большее, чем прекрасный роман…

Тут он замолчал и посмотрел на тонкое кольцо с эмалью, много лет назад подаренное ему матерью. По сравнению с официальным королевским перстнем оно казалось легкомысленным, но я подозревала, что он с радостью отказался бы от власти, которую давал ему перстень, чтобы вернуть женщину, подарившую то кольцо.

Настал момент, которого я ждала, и снова мысли беспорядочно завертелись в голове, подобно пузырькам воздуха в ручье, поднимающимся на поверхность. Любовь и надежда, уважение и забота… стать обладательницей того, что делил он с моей матерью… остаться здесь, среди своего народа, и выйти замуж за человека по собственному желанию. У любой девчонки с кухни или коровницы такое право было; разве я слишком много просила, когда мне предстояло стать королевой и женой?

Слова, которые помогут мне обрести право распоряжаться своей жизнью,

были готовы сорваться с языка, но застряли в горле наподобие рыбной кости. Я попыталась откашляться и напряглась, чтобы мой голос был слышен в тишине, но все, что у меня получилось, напоминало шепот матери в утро ее смерти: «Как только ты поймешь, что должна делать, просто сделай это…»

Отец посмотрел на меня, не в силах скрыть тревоги и беспокойства за мое будущее.

– Если бы найти какой-нибудь лучший выход… – беспомощно сказал он.

Сглотнув, я протянула руку и положила ее на ладонь отца, внезапно поняв, что все это так же трудно для него, как и для меня.

– Понимаю, отец, действительно понимаю, – успокоила его я. – Кажется, верховный король достойный человек, превосходный военачальник и заслуживает всяческого уважения, и я несчастлива не от чести, оказываемой мне. Моя печаль вызвана расставанием с тобой и с Регедом, а не предстоящим браком с Артуром.

Отец кивнул, испытывая явное облегчение от того, что столь щекотливый момент миновал.

– Ему с тобой здорово повезло, – заявил он. – Быть королевой – не простое дело в любой стране, а я полагаю, что к верховной королеве предъявляется больше требований, чем к остальным. Я уверен, ты хорошо справишься с ними, девочка… и будь, кроме того, хорошей женой. – На минуту он накрыл мою руку ладонью. – Ты очень похожа на свою мать.

Упоминание о матери более двух раз в одном и том же разговоре было вовсе не свойственно отцу, и его голос слегка дрогнул. Все это время он крутил на мизинце кольцо с эмалью и наконец стянул его со своего негнущегося сустава и подал мне.

– Думаю, – хрипло сказал он, – ей бы хотелось, чтобы ты взяла его с собой на юг.

Я удивленно посмотрела на отца, и в душе поднялась волна любви и благодарности, но он поспешно отвернулся от меня и отдернул руку, будто я представляла для него физическую угрозу.

– Нам надо обсудить еще несколько вопросов, Гвен.

Его голос снова стал таким, как обычно, и я спокойно слушала, как он перечислял людей, которые могли бы считаться регентами, если с ним что-нибудь случится, пока я буду с Артуром на юге. Это уже неоднократно обсуждалось и раздражало меня, поскольку я предпочла бы поговорить с ним о других вещах, которых мы никогда не касались прежде и, учитывая его слабое здоровье, никогда не затрагивали. Я попыталась прервать его, но он остановил меня.

– Это государственные дела, моя дорогая, и их надо обсудить, какими бы неприятными они ни казались. Нужды народа должны главенствовать всегда… ты, конечно, теперь понимаешь это?

Он был несомненно прав, поэтому я прикусила губу и замолчала. Солнце ушло с его колен, и шум на дворе усилился – вывели лошадей.

– Лучшее, что ты можешь сделать, – отец, наконец, подвел черту, – подарить Артуру побыстрее сыновей, чтобы я дожил до того времени, когда одного из них выберут королем этого доброго народа.