Гвиневера. Дитя северной весны

Вулли Персия

Когда заговорили о том, как к этому отнесется Моргана, Артур глубоко вздохнул и, наклонившись вперед, уперся локтями в колени.

– Я уверен, что здесь трудностей не будет, – сказал он, постукивая кончиками пальцев и задумчиво хмурясь. – Она достаточно проницательна, чтобы понять наши трудности, и я по опыту знаю, что она хочет сплотить своих последователей вокруг меня.

Итак, план был согласован, и путешественников, уехавших в Винчестер, известили о переносе места бракосочетания.

– Как быть с Владычицей, которая едет за нами? – спросила я. – Как она узнает, что ей надо ехать в

Сарум?

– Я могу завтра отправиться на север, – предложил Пеллинор. – Я совсем не против еще одного дня в дороге… моей лошади нужно размяться, – добавил он, потягиваясь своим необъятным телом.

– По-прежнему ищешь приключений? – беспечно спросил Артур, но лицо его было серьезным.

– Как всегда, – подтвердил Пеллинор, просовывая пальцы под ремень и глубоко вздыхая.

– Итак, гостей с юга мы учли, тех, кто едет в Винчестер, тоже, а Пеллинор отправится на поиски Владычицы, – говорил Мерлин, аккуратно загибая пальцы. – Остается только решить, кто на рассвете проводит Гвиневеру на обряд подготовки. Жениху этого делать нельзя, с ней должен быть кто-то из родных…

Первым моим желанием было пригласить Бригит, мою самую близкую подругу и единственную, кого я здесь могла бы назвать родственницей. Но Бригит не была ни мужчиной, ни язычницей, и я промолчала.

– Я почту за честь, если госпожа позволит сделать это мне, – медленно сказал Пеллинор, обращаясь к чародею, и его большое лицо было серьезным. – Я могу с первыми лучами солнца доставить ее к жрице, а потом уехать искать Владычицу.

Мерлин задумался, его взгляд затуманился и стал рассеянным, как у Кети, когда она заглядывала в будущее. Над деревьями бесшумно пролетела сова, и ее полет был отмечен только слабым шевелением листьев. Лицо чародея было бесстрастным, ибо, и что бы он ни увидел в будущем, остальные этого знать не могли.

– Ты не против, Артур? – спросил Мерлин, и, когда мой жених кивнул, повернулся к Пеллинору.

– Провожать невесту в день ее благословения – очень большая ответственность, и с этого момента ты становишься ей почти кровным родственником. – Мудрец пристально посмотрел на воина. – Ты согласен отныне нести ответственность за ее благополучие?

– Господин, – мрачно ответил Пеллинор, – я рос со старыми богами, и мое предложение совсем не бездумно. Но, поскольку самая прекрасная женщина в стране предназначена для ложа моего суверена, лучшее, на что я могу надеяться, это возможность считаться ее дядюшкой в будущем.

Я скорее предпочла бы увидеть Пеллинора в качестве родственника, поклявшегося оберегать меня, чем назойливого почитателя, преследующего меня по пятам, и поэтому в наших обоюдных интересах было принять его предложение. И я охотно согласилась, а когда совет закончился и Артур пошел провожать меня к шатру, он по дороге высказал ту же самую мысль.

– Мне бы не хотелось драться с Пелли, защищая твою добродетель и мои права. Вряд ли я вышел бы победителем.

С этими словами он протянул руки и по-хозяйски обнял меня. Объятие было более страстным, чем нежным, будто он хотел навсегда оставить на мне свою метину. Я почти задохнулась, удивленная, но не разочарованная его пылом.

Лавиния тревожно нахмурилась, узнав о том, что было задумано на завтра. По ее убеждению, языческие

обряды опасны и для тела, и для души, и никакие доводы не смогли успокоить ее. Даже Бригит, расчесывая мои волосы, наклонилась ко мне поближе и спросила, не хочу ли я, чтобы она завтра сопровождала меня.

– Это языческий обряд, Бригит, и ты не можешь быть допущена к нему, – напомнила я, тронутая ее предложением. – Я не боюсь их, и о них нельзя говорить нигде за пределами святилища. Но я не видела ни одной молодой женщины, которой эти обряды причинили бы вред. Я знаю старых богов всю свою жизнь и не думаю, что они обидят меня сейчас.

На этом мы и порешили, и я заснула с чувством, что меня защищают и обо мне заботятся все, включая и самого Артура.

34

НИМЮ

Пеллинор и друид пришли за мной на следующее утро, пока земля тихо вздыхала во сне. Невысокий человек поднял над головой фонарь с роговыми пластинками, пока Пеллинор придерживал для меня полог шатра. Оба очень серьезно поздоровались со мной. Бригит обняла меня на прощание, а Винни перекрестилась и пробормотала торопливую молитву, и мы тронулись в путь.

В воздухе висела легкая дымка, затуманивающая края убывающей луны. Я не люблю смотреть на убывающую луну, мне всегда кажется, что ее кто-то обидел, но сейчас, оглядываясь вокруг, я была потрясена красотой земли в странном, размывающем очертания тумане. Это был не плотный, тяжелый туман Харднотта, не слоистые испарения пустынных болот, плывущие вверх, а редкая пелена, ласково укутывающая землю, приглушающая звуки и до неузнаваемости меняющая форму и контуры предметов.

Большинство людей в лагере еще спали, хотя то здесь, то там возле тлеющих углей кострищ возникали неясные фигуры. Мы словно превратились в невидимок, потому что никто не заметил, как мы тихо пересекли гигантский круг Эйвбери.

Громадный ров был полностью скрыт тьмой, зияя, как бездонная черная яма, по обе стороны от настила, и я старательно держалась в центре натоптанной тропинки, чтобы не слишком приблизиться к краю темной бездны.

За возвышающейся насыпью в бледном лунном свете обрисовался двойной ряд камней. Они выступали из тьмы по два, широкий и узкий, высокий и приземистый, образуя дорогу, уходящую в туман.

– Внемли силе парного, – шептал жрец, указывая на камни, пока мы безмолвно шли между ними. – Материя и пространство, хаос и порядок, мужское и женское начало. Сейчас, дитя, ты идешь по дороге, ведущей от чрева всех матерей туда, где рождалась Вселенная. Думай о богине и не бойся.

С деревьев доносились разноголосые птичьи трели, превращаясь в гимн рассвету. Неподалеку на прогалине разливался соловей, его громкая мелодия заглушала пение остальных птиц.

Мое сердце подпрыгнуло, потому что я вспомнила Артура и сад на вилле.

Дорога вела к буковой роще на вершине холма. Какие-то зловещие бледные призраки плавно скользили в темноте под деревьями, и, когда мы остановились на опушке леса, радость птичьих песен сменилась тихими шепотами, окружавшими нас.

– Гвенхвивар, Гвенхвивар, Гвенхвивар, – слышалось в этих шепотах мое имя, переиначенное на местный лад. – Белая тень Кумбрии, добро пожаловать в святилище.