Гвиневера. Осенняя легенда

Вулли Персия

Мысль о том, что я могу развязать войну против Артура, показалась мне настолько дикой, что, пораженная, я просто глядела на Увейна. Рядом, как камень, застыл Паломид: у него не дрогнуло даже веко, когда он слушал предательские слова. И я постаралась сохранить лицо таким же бесстрастным, как у араба.

– И еще, – терпеливо продолжал Увейн. – Регед на западе, Нортумбрия на востоке – вместе мы контролируем значительную часть королевства. И если объединим наши владения…

Как я не держала себя в руках, но все же поперхнулась пивом. Неважно, какие

цели преследовал Увейн – политические или личные, – я не собиралась поднимать восстание против мужа и переходить на сторону предателя.

– Нет никакого смысла замышлять подобный бунт, – выкрикнула я, злясь, что тело помимо воли выдаст ярость.

– Ах так, – проговорил король Нортумбрии, приподнимая бровь. – Может быть, вы предпочитаете тихий приют, чтобы укрыться в нем от мира? А тяготы войны переложить на плечи других? Можно организовать и это, хотя потребуется много усилий. Люди Агравейна, разъяренные его смертью, жаждут мести и рыскают на границах Нортумбрии. Они уже начали убивать моих подданных. Совсем недавно – мелкого фермера по имени Кимминз и всех его сыновей по подозрению в том, что они предоставили вам и бретонцу убежище.

У меня перехватило дыхание, а Увейн, вскинув глаза, пригвоздил меня взглядом. Губы растянулись в жесткой улыбке:

– Миледи, у вас слишком мягкое сердце, чтобы править в качестве верховной королевы… оно вам мешает. Но если вы стремитесь к покою…

Увейн не договорил и, откинувшись на спинку стула, допил пиво, внимательно изучая меня поверх кружки. А я прикидывала, как много он хочет выторговать, и когда король Нортумбрии поставил кружку на стол, подалась вперед и спросила:

– Что вы хотите за это?

– Какова моя цена, миледи? За то, чтобы вы и ваш любовник свободно и безопасно проживали в Нортумбрии? Так вот, вы в мою пользу отказываетесь от регедского трона.

Не так легко передать будущее своего народа другому. И хотя я была готова к такому предложению, внутренне все равно застонала.

На лице Увейна появилось невинное выражение.

– Насколько я помню, согласно договору, страна должна отойти нам, если у вас не появится детей, способных претендовать на трон, – губы исказила злорадная ухмылка. – Вы ведь не предполагаете, что народ Регеда посчитает Мордреда вашим сыном?

Вот когда во всей полноте проявилось его родство – сама Моргана не могла уколоть бы больнее. Инстинкт подсказывал, что следует дать ему хорошую отповедь, повернуться и уйти, но Увейн продолжал говорить, и его слова заставили меня похолодеть.

– К сожалению, Ланселот так и не собрался водрузить стены. И, судя по всему, защиты вам придется искать у меня. Если не сдержать силы Агравейна, шансов выжить у вас мало, миледи.

Рука Паломида потянулась к кинжалу, но физической опасности нападения на меня не существовало: Увейн неплохо обходился и словами. К тому же они оказались более язвительными, чем я ожидала. И я решила говорить так же едко, как и он.

– Так что, моя шкура против моей страны?

– Если вам угодно ставить вопрос именно так,

миледи. У меня сложилось впечатление, что сделка может показаться вам стоящей.

– Может быть… – Я слегка подалась назад. – Но как вы гарантируете мою безопасность?

– Передам Артуру, что ни один из его людей не будет принят в Нортумбрии и я убью каждого, кто каким-либо образом попытается нарушить ваш покой.

– Понимаю, – я потянулась за пивом и осушила все до капли, прежде чем заговорить снова. – В обмен на Регед?

– В обмен на Регед.

– Мне нужно время, чтобы все обдумать.

– Конечно, – Увейн вздохнул, оперся о стол и тяжело поднялся на ноги. Он назвал цену за мое королевство и теперь проявлял подлинную сердечность. – Славно будет снова встретиться с Ланселотом. Он все прекрасно организовал в Джойс Гарде, хотя и не послушался моего совета о стенах.

По сигналу Увейна в комнату вбежал паж и получил приказ проводить меня и Паломида, куда бы мы ни пожелали. Мы прошлись по овеваемым ветрами стенам, восхитились кузницей, посмотрели жирных, лоснящихся коров в полях, а потом по тропинке спустились к чистым водам реки Глен. Поскольку от нее форт был на виду, я отослала пажа, села на пень и стала советоваться с Паломидом.

– Он хитрый, как базарный торговец, – заметил араб, усаживаясь со скрещенными ногами на траву. – Нам известно, что народ Регеда вот-вот взбунтуется против него, и поэтому Увейну необходимо, чтобы вы сложили с себя титул немедленно. Но доказать это мы не можем, и предатель знает, как сильно вы нуждаетесь в его помощи.

Не спеша мы обсудили все детали моей ситуации: насколько я оказалась уязвима и насколько силен Увейн. К тому же в Регеде его считали неплохим регентом, и нужды народа были ему знакомы лучше, чем мне.

– И еще, миледи, если вы позволите мне высказаться, – заключил араб, внимательно рассматривая свои пальцы. – Здесь существует что-то вроде симметрии: Ланс оставил поиски Бога, чтобы быть с вами; и вам ради него следует расстаться с чем-нибудь не менее важным.

Я слабо улыбнулась Паломиду, который так часто доходил до самых тонкостей проблем. В том, что он сказал, заключалась честность и справедливость, но я не могла себе представить, что покину свой народ. И хотя другой альтернативой оказывалось кровопролитие и война, я еще не была готова оставить трон. Мы с Паломидом уже вернулись в зал, а я все еще не могла сделать выбор. Если бы боги послали мне знамение…

Тихо опустился вечер, наступили летние северные сумерки. Но как только зашло солнце, во дворе началась какая-то суета. Сначала выскочила кухарка, потом слуги из амбара и конюшни, и наконец воины и знать отправились к вершине холма, которую обрамляло смотрящее на запад древнее укрепление. Я последовала за остальными, заинтересовавшись, что приковало всеобщее внимание.

– Знамение, – произнес кто-то, творя знак против зла.

– Воистину так, – подтвердил кузнец, неуклюже крестясь.

– Дар всех богов, – прошептала девочка, указывая на небо.