Гюнтер Грасс
Шрифт:
Итак, восемь грассовских потомков — четверо от первого брака, включая старших близнецов, и еще четверо — от других женщин, с которыми писатель был или не был связан узами брака, — собираются поочередно у того из них, кто может организовать встречу, притом не всегда они присутствуют в полном составе, потому что большинство детей уже взрослые, имеют своих отпрысков, а кое-кто — даже внуков. Все они живут самостоятельно, профессионально независимы, но охотно предаются воспоминаниям. Перепрыгнув через время, они возвращаются к годам своего детства.
Первое, что обращает на себя внимание, — это очень
В новелле о 1996 годе («Мое столетие») Грасс отдельно рассказывает о своих трех дочерях, с которыми он перед Пасхой совершил путешествие в Италию, полное всяких сюрпризов, но отразившее теплые отношения между отцом и дочерьми.
Старшей была Лаура, родившаяся в первом браке — с Анной Шварц, откуда произошли и трое сыновей (двое из коих близнецы). Елена была плодом любви к некоей женщине — архитектору и художнице, их роман с Грассом запечатлен в «Палтусе». А в промежутке между этой женщиной и нынешней женой Грасса Утой была еще одна любовь — Ингрид, — от которой родилась младшая Неле. «Лауру, Елену и Неле мне подарили три разные матери, которые и внутренне и — если глядеть любящим взглядом — внешне просто не могли быть различнее и… противоречивее; зато дочери быстро пришли к согласию насчет цели поездки с отцом» — в Умбрию и Флоренцию. Он сделал это «из сентиментальных соображений», ибо туда летом 1951 года добирался автостопом.
Позднее в своем «Дневнике 1990 года» Грасс упоминал, что посетил Ингрид, которая «отчаялась и насчет себя, и насчет успеваемости Неле, которая не хочет учиться». Добавим, что Ингрид была сотрудницей издательства «Люхтерханд», многократно издававшего произведения Грасса. В упомянутой новелле замечательно передано личное измерение грассовской жизни — его привязанность к дочерям, чувство отцовской ответственности и любовь дочерей к нему.
Всё, что по очереди рассказывают об отце его дети, в совокупности создает портрет Грасса не только как семьянина, но и как художника, писателя и общественного деятеля.
Но самое замечательное — это очередная фантастическая придумка Грасса, которая так ярко воплощается в этой мемуарной повести. Речь идет о некоей Марии. Полностью ее звали Мария Рама, и о ней уже заходила речь в «Луковице памяти», где Грасс рассказывал, как познакомился с супругами Рама — Марией и Гансом, у которых было фотоателье на Курфюрстендамм в Берлине. К моменту действия Ганса уже нет в живых, а вот Старая Мария, или Марихен, или Старушенция, как ее зовут дети, почти постоянно присутствует в доме Грасса, помогая ему в работе, делая фотографии, ведя его фотоархив. Мария родилась в Мазурском крае, поэтому Грасс считает ее землячкой.
Однако она не просто фотограф — она обладательница «чудо-камеры», старого фотоаппарата с необыкновенными способностями. А может, этими способностями обладает сама Мария: она снимает простые, обыденные вещи, а побывав в темной комнате, где проявляются пленки, часто приносит нечто совсем иное, не то, что снимала.
Как-то Старая Мария снимает младшего сына от первого брака Грасса, и на фото над ребенком витает некий дух, одним словом, ангел-хранитель, который почему-то одет в спортивную форму, какие носят футболисты, а на ногах у него бутсы. Потом выясняется, что мальчик обожает футбол, он становится фанатом одного из футбольных клубов. И когда он играет сам, его явно охраняет тот ангел в бутсах, которого запечатлела чудо-камера Марии.
Фотокамера меняет, обогащает, дополняет и комбинирует сюжеты, запечатленные на пленке, вызывая у детей иногда восторг, иногда ужас. Аппарат может предвещать несчастья, и тогда Мария, бормоча что-то невнятное, уничтожает не только фотографии, но и негативы.
Итак, это повесть не просто о Грассе-отце, его детях и их матерях, но еще и, как выразилась бы мать писателя, сборник «небылиц», которые так любит писатель и без которых невозможно представить себе его творчество. Как всегда, точность деталей сочетается здесь с ярким вымыслом и художественной изобретательностью.
В 1973 году, когда Грасс был уже очень знаменит, он написал стихотворение «В честь Марии», которое было опубликовано в мюнхенском издательстве «Брукман» и оформлено фотографиями Марии Рама. Кстати, помимо немецкого текста этого стихотворения, там же были и переводы на английский и французский. Характерные строчки: «Мария, щелкни следы, остатки, отбросы, окурки…» В повести не раз упоминается, что она снимала даже грассовские окурки и сломанные спички, а помимо этого множество всяких предметов и всякой живности.
Когда умер ее муж Ганс и она осталась одна в большом ателье, не зная, что ей делать дальше, Грасс, по словам одного из сыновей, «уговорил ее — а уж уговаривать он умеет» (точно в тех же словах характеризовала способность сына «к уговариванию» его мать. — И. М), чтобы она снимала «разные вещи», и она стала фотографировать «раковины, которые он привозил из своих поездок, сломанных кукол, кривые гвозди, неоштукатуренную кирпичную кладку, улиток с их домиками, пауков с паутиной, раздавленных машиной лягушек, даже дохлых голубей».
Да и в стихотворении упоминается множество совсем, казалось бы, непоэтических объектов, которые он просил ее «щелкнуть». Здесь всё названо подряд — животные, предметы, люди: куры, монахини, птицы, пугала и снова улитка, и повариха, и падающие яблоки, и рыбья голова, и угри и пр. — все, заметим, предметы и люди, фигурирующие в самых различных произведениях Грасса. Его вообще интересует «лишь то, что можно рассказать в виде интересной истории», комментируют дети.
Обсуждается — в начале повести — и вопрос, кому начать рассказывать. И снова это не случайно, а весьма принципиально для Грасса: ведь именно таков зачин его романа «Собачьи годы»: «Рассказывай ты. Нет, рассказывайте вы! Или ты рассказывай… Пожалуйста, начинайте же… Кто-то же должен начать: ты, или он, или вы, или я».