Х – 11
Шрифт:
В голове Бориса Васильевича промелькнула философская мысль, что сейчас можно было бы и воскликнуть: остановись, мгновенье, ты прекрасно! Эта же мысль посетила генерала спустя два часа, когда он с умилением взирал на заснувшую жену, с лица которой так и не ушло счастливое выражение, которое бывает на лицах женщин, которых много и умело ласкают. Борис Васильевич был горд собой — немногие мужчины в его возрасте могли похвастаться тем, что их любимые засыпают со сладкой улыбкой на устах.
Но… Как уже неоднократно было подмечено многими умными людьми: человек предполагает, а Бог располагает. Уже в следующий миг никакого желания останавливать это мгновение у генерала не осталось. Причиной тому был раздавшийся телефонный звонок. Точнее говоря не сам звонок, а мелодия
Приняв звонок, но не отвечая, чтобы не разбудить Верочку, Борис Васильевич выбрался в холл и только после этого поднес трубку к уху.
— Слушаю, — недовольно буркнул он.
Генерал ждал, что бывшая жена, как обычно, в конце разговора попросит денег, но предварительно начнет язвить по поводу того, что он не сразу ответил — мол, побоялся свою куклу разбудить, и правильно — глядишь рассердится и рога наставит; что спросит о здоровье — нельзя, мол, в его возрасте так напрягаться с молоденькими-то — поберечь себя надо — чай не мальчик — сердечко-то может и остановиться, ждал и прочую подобную чушь, которую несут брошенные жены. Но, ничего этого не прозвучало.
— Аркадия убили! — прохрипела в трубку бывшая жена. Звук был такой, будто ее душили.
— Врешь! — машинально воскликнул генерал, с ужасом понимая, что не будет бывшая так шутить, что — правда. — Откуда ты знаешь?! — вмиг севшим голосом не спросил, а просипел Борис Васильевич.
— Знаю! — отрезала Анна Даниловна. — Найди их и убей, если ты отец! — выкрикнула она и кинула трубку.
Как известно, легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу войти в царствие небесное, так что нашему чиновничеству это не грозит, но настоящее грехопадение генерала произошло два года тому назад. До этого он, как все чиновники (каждый на своем уровне), трепетал перед вышестоящими, гнобил нижестоящих и изображал бурную деятельность, не дающую, правда, никакого практического результата — все эти телодвижения были так… — имиджевой конструкцией, для того чтобы пускать пыль в глаза плебсу.
На самом же деле Борис Васильевич (как и все остальные) занимался регулированием финансовых потоков. Он аккумулировал ручейки, приходящие снизу, и отправлял наверх уже бурный поток во всякие фонды помощи полиции, борьбы с терроризмом, помощи детям и прочее, прочее, прочее… Ну и, разумеется, себя любимого не забывал — сто тонн зелени, как минимум, оседали ежемесячно на оффшорных счетах генерала.
Однако, вся эта деятельность, как имиджевая, так и реальная, были рутиной. Все этим занимаются, все об этом знают — никого ничем не удивишь. Внесистемная оппозиция, правда, трубит о нарушениях, созывает несанкционированные митинги и вообще — по всякому мутит воду, но лишь потому, что не имеет доступ к кормушке. Так что, повторимся, генерал на своем месте ничем не выделялся из монолитной когорты своих товарищей по оружию, стоящих на страже интересов граждан.
Однако, два года назад произошло настоящее грехопадение Бориса Васильевича, изгнание, так сказать, из Эдема. Он вел заседание коллегии, распекал невиновных и награждал непричастных, когда позвонил один из помощников, что во время заседания, в принципе, было запрещено под страхом смертной казни через колесование, и потребовал — именно потребовал! а не попросил, немедленной аудиенции, причем конфиденциальной, мотивируя все это делами государственной важности чрезвычайного характера!
Генерал хотел было уже обрушить на него весь свой монарший гнев, но вовремя призадумался. Полковник Тораненко, во-первых, был своим человеком — он как бы представлял собой русло одного из ручейков, по которому поднимался вверх денежный поток, а во-вторых,
Борис Васильевич объявил заседание закрытым, что было встречено всеми собравшимися с облегчением и пригласил в кабинет полковника. Игнат Степанович поразил генерала своим внешним видом — обычно лощеный полковник сейчас напоминал свежеоткопавшегося зомби — землистый цвет лица, красные глаза и общее впечатление отсутствия жизни. Он молча протянул боссу тощую папочку и без сил, не дожидаясь разрешения, что ему было несвойственно, плюхнулся на стул.
Борис Васильевич углубился в изучение предложенных документов и поначалу не понял, чем был вызван экстраординарный визит его приближенного подчиненного. Ну — взяли опера в разработку крупную ОПГ; ну — у нее широкий спектр деятельности: от угонов автомобилей и поставки в подпольные бордели живого товара до заказных убийств, ну — крышуют ее менты разного уровня… Что здесь такого, чтобы срывать заседание коллегии!?! Рутина — она рутина и есть, сколько таких групп было, сколько сейчас существует и сколько будет существовать. Из-за чего сыр-бор?
Генерал уже хотел закрыть папку и язвительно поинтересоваться у полковника не заболел ли тот, что явился к нему с такой ерундой, когда глаза его прикипели к бумаге. В тот же миг Борис Васильевич почувствовал что и сам, по примеру Игната Степановича превращается в зомби. Кожа на его лице стремительно посерела из-за отхлынувшей от нее крови, а глаза столь же стремительно покраснели, потому что отхлынувшая от щек кровь прилила к ним, заставив полопаться капилляры. Этот физиологический процесс был вызван тем обстоятельством, что среди фигурантов дела значился Аркадий Борисович Мерицкой. Генерал поднял глаза на полковника с немым вопросом и тот лишь молча кивнул — не однофамилец.
Если бы кто-то заглянул в этот момент в кабинет, то поразился бы насколько похожими выглядели Борис Васильевич и Игнат Степанович — два трупака восставших из ада и пришедших попить кровушки бедных селян! Но, если расстройство генерал было вполне объяснимо — сын, как-никак! то из-за чего так огорчился полковник, было понятно не вполне. Однако, это только на первый взгляд.
На самом деле объяснение было элементарным: как только содержимое папки станет достоянием общественности — читай недругов генерала, которых при такой должности хватает — кресло-то одно, а жоп, желающих в этом кресле угнездиться, много, Борис Васильевич вылетит из вожделенного кресла, как пробка из-под шампанского, а следом за ним и его команда — новый начальник приведет своих. И получится, что вместо того, чтобы сидеть с удочкой на берегу денежной реки, таская из нее жирных карасей, придется перебираться в какой-нибудь райотдел и гонять бомжей. Как вам перспективочка? Не захочешь, а будешь на зомби похож!
В тот раз административного ресурса Бориса Васильевича хватило, чтобы замять дело. Другой вопрос — скольких нервов и денег ему это стоило, но — деньги дело наживное — беспокоиться особо не о чем — еще и Иришкиным детям хватит, а вот нервные клетки, к сожалению, не восстанавливаются. Однако, не меньших, а по гамбургскому счету — больших усилий (по крайней мере нервных) стоило организовать встречу с непутевым, мягко говоря, сыном — после развода Аркадий прекратил общаться с генералом, но, после категорического приказа отца, все же прикатил на Рублевку. Но, разговора не получилось.
Аркадий молча слушал Бориса Васильевича, пока тот распинался из какой клоаки тот его вытащил, и как должен быть ему благодарен, и чем ему следует заниматься, а чем категорически — нет, дождался пока генерал закончит свой спич, презрительно скривился и объявил, что бывший отец все это сделал, чтобы прикрыть свою старую задницу, чтобы наслаждаться жизнью со своей молодой сучкой и новорожденным — только что родилась Ниночка, ублюдком, а не ради него. Самое обидное, что это было правдой. Не всей, конечно же, но — изрядной долей… Борис Васильевич дал ему пощечину и на этом его отношения с сыном окончательно прервались.