Хадамаха, Брат Медведя

Кащеев Кирилл

– Т-ты что это с-со мной д-делаешь, Черный?

– Потерпи, Кэлэни, другого духа вызывать все равно некогда! – буркнул шаман, пропихивая колотушку твари в пищевод. Выдернул руку. – Зажимай!

Хадамаха уже привычно стиснул челюсти твари. Существо подбросило. Из ушей повалил пар, черно-рыжие волосы встали дыбом, красные глаза завращались в орбитах – и откуда-то, но точно не из пасти раздался гневный заикающийся голос:

– Я т-тебе это еще п-припомню, Черный!

Донгар всадил пятки твари в бока:

– Вперед!

Одержимое духом

Кэлэни создание сжалось в комок и прыгнуло. На раскачивающуюся под каменным сводом трубу. Хадамаха видел, как паучьи лапы судорожно скребут по горячему металлу – тварь с шаманом на спине заскользила вниз… Уцепилась, повисела несколько мгновений, поползла наверх…

От гранитного свода опять откололась глыба, полетела вниз, едва не сбив шамана. Одержимая Кэлэни черно-рыжая тварь отпрыгнула в сторону, снова заскребла лапами, удержалась. Донгар медленно пополз наверх. Ухватился за голову твари, стал ногами на плечи, выпрямился и всем телом приник к трубе. Над скальным провалом разнесся мерный речитатив.

– Дух, дух мертвого человека, злой дух-юер, ты не можешь вредить живым, я, черный шаман, тебе не дам! Выйди из этой неживой вещи – это не твое тело, выйди из этого мира – это больше не твой мир!

Труба замерла. Клубящийся над ней Огонь зашипел, угасая. Она едва заметно раскачивалась, словно прислушивалась к шаманской песне, и… Хадамаха увидел, как на ее боку начал вздуваться пузырь, похожий очертаниями на человеческую фигуру, будто кто-то выходил изнутри.

– Я прогоняю тебя бубном, я гоню тебя колотуш… – Донгар на мгновение сбился, видно вспомнив, что колотушка его осталась в животе у твари…

Проступивший на боку трубы людской силуэт рванулся обратно. Труба грозно загудела, Рыжее пламя хлынуло кверху – изогнулось и ринулось на черного шамана. Вылетевшее из рук Аякчан полотнище Голубого огня мгновенно накрыло его сверху.

– Дух, дух, тебе не справиться со мной, лучше не противься! – голос Донгара поднялся почти до вопля, Хадамаха увидел, как на губах шамана проступает пена. – Я Донгар Кайгал, Черный Шаман, в Среднем мире я шаман, и в Нижнем мире я шаман, и в Верхнем мире я шаман, мне повинуются живые и мертвые, мне повинуются верхние и нижние духи! Я отправляю тебя на родное тебе нынче место, я сажаю тебя на семьдесят семь моих тряских напевов, на восемьдесят восемь моих вещих причитаний…

Трубу принялось трясти, точно внутри кто-то отчаянно бился, не желая выходить. Потом она начала качаться из стороны в сторону – брызги Огня и черной воды разлетались во все стороны.

– А-а-а! – лапа одержимой Кэлэни твари сорвалась с гладкого металла. Последним усилием существо изогнуло хвост и подбросило шамана к самому верху трубы. Донгар уцепился за край и повис.

– Д-держись, Ч-черный, я с-скоро вернусь! – кувыркаясь, существо полетело вниз, в Огонь.

Труба начала биться об стены скал – Донгар мотылялся, как тряпка на ветру. Раздался оглушительный треск – металл разорвался, точно холстина. Ударившее из разрыва Рыжее пламя взвилось над

карнизом. Хадамаха сжался в комок, понимая, что это конец.

Тяжелая каменная ладонь ухватила его за шкирку – и Богдапки швырнул парня себе за спину.

– А-а-а! – труба с сидящим на ней верхом Донгаром падала прямо на карниз.

Хадамахе казалось, что его вдруг враз перекинуло в прошлое. Когда Богдапки поймал падающую колонну храма. Но трубу даже он не сможет…

Богдапки принял трубу на вытянутые руки. Присел, словно непомерная тяжесть разом вдавила его в гранит. Его вздувшиеся мышцы окаменели – Богдапки опустил край трубы на карниз, не позволяя ему шарахнуть со всей силы.

Тяжело дышащий Донгар стоял на трубе – и в руках у него билась серая тень, из глубины которой сверкали яростные глаза.

– Выбрось его, выбрось! – испуганно завопила Аякчан.

– Куда? – злобно рявкнул Донгар. – Его надо подселить во что-то, а у меня нет ничего! – Его взгляд уперся в созданных по приказу Советника существ, сейчас испуганно жмущихся к стенам.

– Нет! – Хадамаха аж подскочил. – К душам Советника еще добавь эдакое тело – да он же весь Сивир вверх елками перевернет!

Не стоило ему этого говорить! Сгусток теней в руках у Донгара рванулся, вытягиваясь к Огненным тварям.

На лице у Донгара отразилось отчаяние… а потом оно стало строгим и отрешенным. Он поднял тень и… сунул ее себе в рот. И глотнул.

Над провалом между мирами наступила тишина. Даже Огонь внизу, кажется, замер.

– Это отвратительно, – задушенно выдавила Аякчан.

Донгар, похоже, тоже считал, что не особенно приятно. Лицо его менялось. Словно кто-то касался его изнутри, вылепливая под себя. Скулы становились четче, тощие запавшие щеки – резкими, будто на них наложил печать возраст, в чертах появилась властность… Донгар стиснул кулаки – и Хадамаха снова увидел хант-манского мальчишку. И опять из глаз Донгара на мир глянул Советник.

– Ни один шаман не может держать в себе чужие души до бесконечности, – обреченно прошептал Донгар…

– Не-е-ет! – Аякчан рванулась к нему, но Донгар уже шагнул в пропасть.

Свистнул воздух… Здоровенная ручища ухватила Донгара за ногу, и он повис вниз головой.

Богдапки перевернул шамана, поднял, как щенка, на вытянутой руке… крепко взял пальцами за горло, сдавил.

– Вы что делаете, дяденька Богдапки? Вы ж были за нас! – Хадамаха повис у Кремень-старика на руке. Медвежья сила ничего не значила против камня.

Но Богдапки лишь грустно улыбнулся и сжал горло Донгара сильнее. Глаза у мальчишки выкатились, рот широко раскрылся. Серая тень ринулась вон из него. И тут же попала в рот Богдапки. Зубы Кремень-старика с каменным стуком сомкнулись.

– Рановато вам, детишки, еще в Нижний мир, – пробубнил он, отбрасывая Донгара прочь и направляясь к трубе.

– Я там уже бывал, – простонал Донгар.

– Значит, навестишь, – буркнул Кремень-старик, ступая на трубу и сильно отталкиваясь от края.