Хадамаха, Брат Медведя

Кащеев Кирилл

– Не надо! – слабо крикнул Хадамаха.

Но было поздно. От сильного толчка труба качнулась и заскользила вниз, стремительно складываясь внутрь себя и унося Богдапки. Свесившиеся с карниза ребята видели запрокинутое лицо, морщинистое, как обветренный камень.

Бах-дзонг-трах-дах! – труба переломилась – раз, еще раз, еще… И рухнула в пылающее Озеро огня. Вместе с ней полетела вниз громадная фигура Богдапки. К гранитному своду взвилось Алое пламя и полный отчаяния крик. Хадамаха твердо знал, что кричит не Богдапки.

Поверхность Озера пошла

волнами, словно там, под черной водой, сошлись в битве великаны. Пламя выплеснулось из черных скал, поднялось выше, еще выше… Скальный карниз задрожал. Ребята шарахнулись от края. Кусок гранита откололся и обрушился вниз… Стены заходили ходуном.

– Отсюда нас никакой Хадамаха не вытащит! – в панике завопила Аякчан.

– Почему? – тупо переспросил парень.

– Да потому, что ты тоже здесь, чуд несчастный! – рявкнул Хакмар.

– Все ко мне, живо! – закричала Аякчан.

Ребята рванули к ней, жрица Кыыс схватила Хадамаху за руку, у ноги он почувствовал тепло тигриного меха и ощутил сотрясающую Амбу судорожную дрожь.

– Меня, возьмите меня! – толстуха жрица втиснулась между ними в самый последний миг.

Аякчан лишь досадливо щелкнула языком и… Хадамаха чуть не заорал. Тонкий, как ледок над прорубью, и прозрачный, как вода, шар Голубого пламени окутал их и поднял в воздух. И в тот же миг карниз, на котором они стояли, обвалился целиком. Сквозь пузырь Хадамаха видел, как несчастные твари, вереща, мечутся среди рушащихся под их лапами гранитных стен.

– А они? – прошептал Хадамаха. – Они же ни в чем не виноваты! Возьми их, Аякчан!

– Наверх? В Средний мир? Сдурел! – рявкнула девчонка.

– Нет! – крикнул Донгар. – Вниз! В Нижний! Там они смогут жить!

– Молчи лучше, самоубийца, – окрысилась на него Аякчан. – А, ладно! – и длинная лента Голубого огня просочилась сквозь их пузырь.

Голубой поток, текучий, как вода, подхватил испуганных тварей и понес вниз.

– А теперь – держитесь! – гаркнула Аякчан.

Все утонуло в сплошном слитном вопле – их пузырь ринулся вверх.

И с маху влетел в выжженную взбесившейся трубой дыру в гранитном своде. Ударился в уцелевшую тонкую перемычку, зажужжал, как рассвирепевшая пчела… Придавленный ко дну пузыря навалившейся на него Амбой Хадамаха успел увидеть, как гранитные стены подземного храма Рыжего огня рушатся в породившее его Озеро. Проход между двумя мирами исчез, заваленный обожженными глыбами камня. Их шар проплавил гранит насквозь… мимо промелькнули ледяные стены верхнего храма…

– Выпустите меня тут, выпустите немедленно! – завизжала толстуха, молотя пухлыми кулаками в стенку Огненного шара.

– Я тебе что, рейсовый олень? – рявкнула в ответ Аякчан. – А ну прекрати!

Лежащая на Хадамахе тигрица повернула тяжелую морду и рыкнула толстухе в ухо. Вместо того чтоб утихомириться, та заорала еще громче, а шар заколебался сильнее. Сидящих внутри принялось кидать от стенки к стенке. Шар взлетел к ледяной крыше храма, пробурился сквозь нее… Застывший над городом кроваво-алый

купол с треском лопнул – и навстречу ребятам ринулись тени мертвецов. Туманным маревом пронеслись мимо и растворились от соприкосновения с обледенелой землей.

– Они уходят! – счастливо выдохнул Донгар. – Мертвецы возвращаются! У нас все получилось!

– Да, – так же тупо кивнул Хадамаха. – Получилось. Возвращаются. А кое-кто уже никогда не вернется.

Кувыркаясь, шар пронесся над городскими стенами, над вырубкой… и с маху врезался в стену таежных деревьев. И с громким хлопком лопнул.

– А-а-а! – пассажиры шара с воплями полетели в глубокий снег.

П-ш-ш! – сосна, об которую ударился шар, коротко вспыхнула и погасла.

– А-ах! – жрица Кыыс крутанулась, вздымая снег, и со всей силы врезала кулаком в челюсть жрице Синяптук.

* * *

Три зависшие в воздухе женщины: одна – тоненькая, похожая на хрупкую девочку в нежных, как утренний туман над водой, голубых кудряшках, вторая – приземистая, вся с ног до головы замотанная в грязные тряпки, так что походила на куль грязного белья, и третья – средних лет, чьи голубые волосы венчал золотой с сапфирами обруч, проводили глазами кувыркающийся в темных небесах шар Голубого огня. Дружно посмотрели вниз, на простирающийся под ними город. Черными столбами дыма поднимались к звездам догорающие пожары. Мелькали люди в форме городской стражи – тушили. Даже с высоты был слышен резкий голос их тысяцкого, говорившего с четким южным акцентом. На месте дворца верховных зиял громадный провал, а храм выглядел так, словно выдержал долгую осаду, причем не только снаружи, но и изнутри – угол здания начисто обвалился, засыпав весь двор осколками льда, а в центральном куполе зияла ровная, как выпиленная, дыра.

Три женщины переглянулись и медленно опустились с небес на полуразрушенный дворик перед храмом.

– Что здесь произошло? – громко сказала та, что с золотым обручем в волосах. – Отвечайте, когда ваша Королева спрашивает!

Но ответом ей были только тишина и молчание. Наконец обломки льда зашевелились, и, покряхтывая, из-под них вылез щуплый мужичонка в куртке сотника храмовой стражи.

– Это все он… медведь… Хадамаха… – пялясь на женщин безумными глазами, забормотал он.

– Какой еще медведь? – нетерпеливо переспросила та, что походила на хрупкую девочку. Голос у нее оказался неожиданно старушечий – скрипучий и склочный.

– Черный… а может, бурый… Не помню, – пролепетал сотник. – А еще пауки и тигры… В городской страже служит…

– Пауки и тигры?

– Не… – он мотнул головой. – Только медведь…

Хрупкая девушка подняла руку – и клуб Голубого огня взорвался прямо под сотником, подбросив его в воздух.

– Встать! – рявкнула она своим старушечьим голосом. – До сотника дослужился, а стоять перед верховными жрицами… и Королевой… так и не выучился? Как зовут?

– Пыу, – с трудом выпрямляясь после удара, пролепетал сотник.