Хаджи
Шрифт:
– Паршивое дело, эта ваша бомба, заложенная в Лидде, - сказал он.
– Мы замечаем, что вы потихоньку выводите силы Пальмаха из киббуца Шемеш и развертываете их вдоль Баб-эль-Вад. Будь я военным, я бы сказал, что вы готовите удар, чтобы открыть дорогу.
Гидеон развел руками: ему ничего не ведомо.
– Это чертовски дорого обойдется, чертовски дорого, - сказал Бромптон.
– Может быть, если бы вы делали чуть больше, чем символическое патрулирование шоссе...
– сказал Гидеон.
Бромптон ответил аналогичным жестом.
– Ну ладно, полковник. Перейдем к делу. У нас два главных вопроса. Во-первых,
– Вы же знаете, старина Гидеон. Арабы никогда не питали уважения к чьим-либо святым местам, даже к собственным.
– Черта с два, Бромптон. Евреи могли бы пустить хорошо нацеленный снаряд в ку-пол Аль-Акса, но Бог это запрещает. Они держат нас за глотку в религиозном рвении.
Бромптон издал деликатнейший из своих смешков.
– А еще я собирался упомянуть о складах оружия в каждой больнице и школе Вос-точного Иерусалима, - продолжал Гидеон.
– Не собираетесь же вы сейчас учить арабов честной игре или демократии, Гидеон. Есть некоторые вещи, которых мы не станем делать, чтобы удержать мандат. Один лишь Бог знает, что мы можем потерять империю, потому что даже на войне есть гуманные гра-ницы. Эта игра с ними - грязная авантюра. Они ее примут. Вам останется лишь улыбаться.
Внезапно Бромптон проявил нервозность, на него не похожую. Гидеон подумал, что ему пришло на ум какое-то важное дело, до которого у него пока не дошли руки.
– Что еще у вас в повестке дня?
– спросил Бромптон.
– Линия водоснабжения. Мы не можем восстановить ее и охранять без вашей помо-щи.
Бромптон был явно раздражен.
Гидеон вскочил.
– Дерьмо!
– Сядьте, Гидеон. Сядьте, пожалуйста, - сказал Бромптон, выказывая изрядную до-лю британского хладнокровия.
– Я вам говорил, когда было голосование о разделе, что наша позиция изменилась от управления к нейтралитету. С одной стороны, вы убеждены, что мы настроены решительно про-арабски. Может показаться удивительным, но весь арабский мир обвиняет нас в том, что мы явные про-сионисты. На самом же деле ребята в нашей команде придерживаются середины.
– Я не просил у вас диссертации о британской справедливости. Я просил у вас воды для ста тысяч человек.
– Мы не можем ввязываться в восстановление водопровода. Мы выводим наши вой-ска, и поскорее. У нас нет ни людей, ни желания это делать. Ясно же, что в наши задачи больше не входит удерживать ту или другую сторону от наращивания ее военной силы или от драки друг с другом. Мы продолжали, от случая к случаю, вступаться и пытаться спасать гражданское население. Мы вывели арабское население из Хайфы, Тверии и дру-гих мест. Вы от подобных предложений об эвакуации отказались. Но позвольте мне под-черкнуть, что мы не будем останавливать Каукджи и не будем останавливать Пальмах. За-быв все гадости, что мы делали друг другу в прошлом, все, чего мы теперь желаем, это уй-ти.
– Не запачкав рук, - сказал Гидеон.
– Не запачкав рук, - согласился Бромптон.
– Вы, полковник, плохой карточный игрок, - сказал Гидеон.
– Что же у вас на уме на самом деле?
Бромптон виновато прокашлялся.
– Хочу вам кое-что сказать, что вы и сами уже знаете. Ваше положение в Иерусалиме ужасно. С Эцион-блоком покончено. Евреи в Старом Городе обречены. Может
Гидеон не стал говорить о своей собственной яростной оппозиции "Плану Д". Бри-танское командование, несомненно, было того же мнения и опасалось последствий упрям-ства ишува.
– Я уполномочен говорить от имени Британского правительства, начиная с премьер-министра и ниже и лично заклинать вас вывести ваше население из Иерусалима.
– Откуда эти внезапные угрызения совести?
– Честно, Гидеон?
– Честно.
– Как только араб почувствует превосходство в драке, у него останется только одно стремление - к полному уничтожению. Мы обязаны и далее предупреждать вас и убеж-дать эвакуировать Западный Иерусалим, потому что мы не возьмем на себя ответствен-ность за убийство двадцати, тридцати, сорока, восьмидесяти тысяч гражданских лиц.
– Вы страшитесь за нас как за человеческие существа или в самом деле боитесь предстать перед всем миром с окровавленными руками?
– Как я уже сказал, мы придерживаемся середины. Но в любом случае мы не храним оружия в соборах, и мы не нацисты.
– Да, я вас понимаю, - сказал Гидеон.
– В таком случае вы наверно знаете, что восемьдесят шансов из ста за то, что будет самая большая резня за две тысячи лет.
– Мы в курсе.
– Ради Бога, Гидеон, вы должны все это сказать Бен-Гуриону. Как он может жить на свете после того, как позволил этому случиться? Как может любая ваша мечта об образо-вании нации пережить такую катастрофу?
– Конечно, я передам Старику ваше послание. Понимаете ли, есть проблема. Та же, что была у нас в Европе. Чтобы эвакуироваться, у нас нет места куда. Или я должен так понимать, что ваше предупреждение поступает вместе с великодушным жестом прави-тельства его величества, раскрывающего свои объятия, чтобы принять к себе сто тысяч евреев или полмиллиона евреев в случае тотальной победы арабов? Нам не следует эмиг-рировать в Англию. А как насчет того, чтобы отправить нас в Уганду, Индию или Вест-Индию? А может быть, вы сможете уговорить американцев или канадцев дать нам убе-жище? Или что-нибудь из других ханжеских христианских демократий? Ах, полковник, наивный вы человек. Мы, евреи, отлично знаем, что ни одна слеза не прольется по поводу нашей гибели.
Гидеон встал и направился к двери.
– Гидеон.
– Да, Бромптон.
– Лично я весьма огорчен всем этим.
– Ничего. Быть евреем всегда означало: мы - народ, который живет в одиночку.
Ответ ишува пришел немедленно. Бен-Гурион приказал открыть Баб-эль-Вад. До сих пор Пальмах действовал только небольшими подразделениями, отрядами, патрулями. Ев-рейское командование привело в действие план операции "Нахшон", названной так по имени первого человека при Моисее, который прыгнул в Красное море, чтобы попробо-вать воду. Бригада Хар-Эль ("Холм Бога") Пальмаха получила выматывающее кишки за-дание открыть Баб-эль-Вад на время, достаточное для проведения нескольких конвоев в Иерусалим. Одновременно ишув начал тайное строительство дорог в обход Латруна, в стороне от Баб-эль-Вад.