Халт
Шрифт:
Халту казалось, будто он держит в руках сжатую пружину, впрочем, у него и самого все тело напряглось, готовясь к неожиданностям. Как он выдал такую речь – он и сам не понял. В таком тоне он никогда не говорил, тем более – с девушкой, с которой хотел быть рядом. Правда, и девушки так себя с ним не вели. За несколько секунд молчания адреналин начал отпускать сына Глойфрида, и тому стало стыдно. Он уже хотел извиниться, сказать, что это все похмелье, что на самом деле он не такой, но тут услышал:
– Извини… Я… согласна. Я не буду воровать… у тебя.
Его затрясло мелкой дрожью, но он изо всех сил старался не показать этого. Поэтому просто кивнул, отпуская ее.
– А теперь выкинь свою одежду – она воняет – и надень
Халт слишком мучился похмельем, чтобы анализировать, почему он повел себя именно так, а на следующий день оказался слишком занят: безуспешно искал Бейнира, созванивался с московскими товарищами, выяснял, сколько у него денег, какие долги, договаривался, чтобы Аннет сделали паспорт, параллельно рассказывал медноволосой, как включать свет, плиту, готовить и пользоваться джакузи. Дни проходили в суете, ночи – в барах. После того как он включил телевизор, Аннет с удовольствием оставалась дома, отрываясь от фильмов лишь ради похода в продуктовый магазин. Покупка еды вызывала в ней такой же энтузиазм и восторг, как у ребенка – поход в зоопарк.
А вот у Халта энтузиазм пропадал. Прошла уже неделя, но адепт Ордена на связь не выходил. Посещение клубов и баров превратилось в нудную обязаловку: как можно расслабляться и веселиться, когда мир на краю гибели, а ты ничего не можешь сделать?! Да и бывшие подружки напрягали. Они хотели отношений или хотя бы провести вместе ночь, но теперь это казалось сыну Глойфрида глупым; отказ же их неминуемо обижал.
Наконец Аннет наскучил телевизор, и ей захотелось посмотреть мир. В одну из ночей они вышли из серебристого «БМВ» к дверям «Дягилева». Аннет вертела головой, разглядывая модных девушек у входа, и, Халт знал, сравнивала их с собой. До этого она два дня крутилась перед зеркалом и приставала к нему с вопросами, как одеваются для клубов. Халт заверил ее, что джинсы «Iceberg» и черная майка со стразами от «Armani» вполне хороши на ней. Вот только с каблуками случился конфуз. Аннет никогда в жизни не носила их – по разлому, что ли, бегать? Так что, надев туфли на шпильке, она просто упала, обозвала их пыточным орудием и наотрез отказалась верить Халту, будто все девушки их носят. Теперь же грустно сравнивала одиннадцатисантиметровые каблуки со своими сандалиями на плоской подошве.
К счастью, охрана на входе его узнала – людей «с улицы» сюда не пускали. Их тут же оглушила музыка, но Аннет, конечно, первым делом заметила плазменные панели, расположенные по всему помещению. Изображение на них создавало иллюзию вращающейся карусели, в мигающем всеми оттенками свете Аннет рассматривала висящие над танцполом «царские ложи» и сцену, где танцевали девушки. А потом заметили их. Знакомые подходили пожать Халту руку и заглядывались на его необычную спутницу. Он представлял ее как давнюю подругу, приехавшую в гости из Парижа.
Танцевать Халту не хотелось, пить, на удивление, тоже, так что он хлестал кофе. Аннет, напротив, пропадала на танцполе, вокруг нее уже увивались кавалеры, а Халт грустно любовался ею, сидя за столиком. Когда они под утро возвращались домой, Аннет сияла, и у него от этого улучшилось настроение. Но ненадолго.
Он все чаще оставался дома, изучая копии древних пророчеств, летописи Хьерварда, описания артефактов-конденсаторов. Аннет же освоилась до такой степени, что сама моталась по клубам, зачастую возвращаясь лишь к вечеру следующего дня. Где и с кем она проводила время после клубов? Он не спрашивал, но каждый раз мрачнел и запирался в кабинете. У Аннет появились бриллиантовые украшения, которые он ей не покупал, она приезжала на такси, на которое он не давал ей денег… Да и сама она изменилась: из мародера в армейских ботинках превратилась в элегантную леди в облегающем платье. Ей понадобился всего месяц, чтобы обустроиться
Иногда, ночью, он заходил тихонько в спальню, ставшую теперь ее комнатой, и смотрел, как она спит. В такие минуты ему больше всего хотелось провести кончиками пальцев по ее щеке, укрыть одеялом, поцеловать в нос. Он вспоминал три счастливейшие ночи на Аррете и… уходил. Понимал, что скоро не будет и этого: она уйдет к какому-нибудь богатому кавалеру, может быть, даже выйдет за него замуж и заживет на Терре припеваючи. Она заслужила нормальную жизнь. Да и он выполнил программу-минимум: не выпустил в магический мир, где ее могли бы отыскать адепты Хаоса. Халт надеялся, что Ванда выкрутилась из передряги. Иногда он представлял, что было бы, если бы у них с Аннет все сложилось. Картины красивой жизни разбивались вдребезги при мысли о знакомстве с отцом. «Он убьет сначала ее, потом меня». Чтобы потомок Хагена встречался с приспешницей Хаоса? Немыслимо! Позор всему Хединсейскому роду! Он, конечно, мог не знакомить их и всю жизнь скрываться, не появляясь на Хьерварде. Впрочем, это все не имело никакого отношения к реальности. Наверное, хорошо, что все так сложилось. И для него, и для нее.
В тот вечер они поехали в «Рай». Громкая музыка и разноцветные световые лучи, моргающие в такт сумасшедшему ритму, вызывали головную боль, и Халт хмуро пил в углу, проклиная Аркадия Михайловича, который уже мог бы и найти его, избавив от необходимости каждый вечер появляться на людях. Аннет привычно пропала куда-то, и он пошел ее искать, чтобы сказать, что уезжает. В полумраке и вспышках света это оказалось нелегко, и лишь по медным волосам он опознал ее. Аннет сидела за барной стойкой с каким-то блондином. Сын Глойфрида подошел практически вплотную, но они не замечали его: увлеченно болтали, пытаясь перекричать музыку.
– Нет, ты не понимаешь! Он не такой, как ты! Не такой, как все мужчины! – кричала Аннет в ухо светловолосому. Халт остановился. О ком она? О своем новом кавалере?
– Вначале он мне показался просто милым, но мало ли милых парней? Вот ты, Антош, тоже милый. Но потом я увидела, что он воин. Знаешь, он бы мог быть мародером.
Этот самый Антоша был настолько пьян, что не понимал, наверное, где вообще находится. Он лишь старательно кивал и гладил Аннет по оголенному плечу. Девушка тоже выпила уже несколько коктейлей, так что не замечала его домогательств.
– Ты не поверишь, но он добрый! По-настоящему добрый! Как он кормил грифона… как он ведет себя с людьми… Ты можешь представить себе доброго воина? Вот и я нет. А он такой!
Халт вздрогнул. Аннет продолжала, не замечая его:
– И я не понимаю, что мне делать. Он такой… такой необычный. Меня к нему тянет, и я его боюсь. Я знаю, он иногда приходит ночью и смотрит на меня. Первый раз я подумала: сейчас сунется, и я его убью. Но он ни разу, слышишь, – ни разу не дотронулся до меня! Скажи, почему? Я не привлекательная? Я ему не нравлюсь?
Антон, продолжая старательно кивать, полез к ней целоваться, и потомок Хагена решил, что с него довольно. Отпихнув блондина, протянул руку Аннет.
– Я домой. Ты со мной или останешься?
– С тобой. Мне тут чертовски надоело!
– Ого! Уже ругаешься как местные?
– Ну, ругательства всегда запоминаются в первую очередь, – улыбнулась она.
В такси ехали молча: медноволосая заснула на плече Халта, а тот резко протрезвел и теперь думал. Подслушанный разговор вызвал бурю эмоций, и сын Глойфрида не знал, что делать. Он на руках, чтобы не будить, донес Аннет до квартиры, по дороге попросив охрану забрать его «БМВ» у «Рая». Уложил девушку на кровать и зашел на кухню выпить чаю…