Халт
Шрифт:
Наконец, последний боец покинул подземный игорный дом, ставший гномьим штабом, и Халт, пошатываясь, побрел вместе с Умником к выходу. Заклятье Драги заканчивалось, и усталость навалилась с утроенной силой. Сейчас тан думал лишь об одном: побыстрее добраться до дома и нырнуть под одеяло, под теплый бок Аннет. Слава Хедину, теперь у него есть конь, и не придется тащиться до города пешком.
Глава девятнадцатая
Вороной тоже хотел в стойло, так что его даже не пришлось понукать. Халт тихо, не зажигая света, разделся и нырнул в кровать.
Сон мгновенно слетел. Тан подскочил, зажег свет, заметался в панике. Осмотрел обе комнаты: вдруг Аннет стало плохо и она лежит в обмороке? Квартира была пуста. Похоже, Аннет сегодня не возвращалась в нее. Халт пытался успокоиться. «Вряд ли с ней что-то случилось, мы расстались уже в гномьем районе, а тут ее никто не обидит. Скорее всего, она сама куда-то направилась, надо просто подождать», – пытался он сам себя успокоить, чтобы уснуть. Понимал, что завтра возникнет миллион вопросов и проблем, требующих его участия, и ему просто необходимо выспаться. Никогда еще сына Глойфрида не мучила бессонница, но сейчас он метался по квартире, сжимая и разжимая кулаки. Светало. К этому времени он довел себя до того, что глаз дергался без перерыва. Повесив на бок меч, выскочил из дома и направился к Ванде.
Дойдя пешком до ее особняка, обнаружил зевающего сторожа, буркнувшего, что госпожа сегодня дома не ночевала. Ругнувшись, Халт пошел к Драге. К счастью, Ванда действительно оказалась у подруги, а не в каком-нибудь подпольном магическом игорном доме. Старуха еще спала, но Халт потребовал, чтобы гномиха разбудила ее.
– Что? Куда? Ах, твоя шпионка сбежала! – Ванда спросонья пыталась понять, что ей толкуют. Наконец протерла глаза, взглянула на бледного юношу с черными кругами под глазами и сказала:
– Оставь девку в покое! Ты все хочешь держать ее на цепи, как магическое животное на Арене! Уму непостижимо, до чего мужчины любят контролировать жизнь женщин!
– Я не контролирую! Я просто за нее беспокоюсь!
– Знаешь, что такое свобода? Это когда существо распоряжается своей задницей как само хочет, а не как хочет его хозяин, отец, муж, друг и прочие. Если твоя Аннет решила свернуть башку – ее право. Я говорила: найди даму с Хединсея и успокойся! Но нет, у тебя гормоны вперемешку с гордостью бушуют! Как же так! Я должен укротить эту странную девушку из странного мира! Хотел? Получи. А теперь дай мне поспать. – Она отвернулась к стенке и натянула одеяло повыше.
– Но что же мне делать?!
– Иди тоже поспи. И жди, когда она вернется.
Халт вышел из комнаты в таких же растрепанных чувствах, как зашел. Старуха кое в чем, конечно, права: Аннет в состоянии сама решать, как поступать, и, наверное, у нее были веские причины, но… Он ее не контролирует, а просто волнуется! А вдруг с ней что-нибудь случится? А вдруг ей понадобится его помощь?
Драга уже встала и хлопотала по хозяйству. Она, конечно, слышала разговор, но не вмешивалась. Тан вспомнил про своего крылатого друга.
«Флип, ты можешь найти Аннет?»
«Да».
«Где она?»
«В степи. Рядом с магом».
Халт встрепенулся. Магом? Что за маг?
«Как выглядит
«В белой одежде с летящим соколом. Разговаривают».
«Флип, дорогой, покажи мне картинку», – заканючил Халт. Он знал, что тот способен передать ему изображение целиком, хотя это отнимет много сил. Грифон в течение нескольких долгих секунд молчал, а потом потомок Хагена очутился за городом.
Медные волосы ярким пятном выделялись среди грязно-желтого песка, и хотя Антракас виднелся на горизонте, шансов, что тут, за ближним террикоником, кто-то увидит людей, не было.
– Ты должна мне помочь! – продолжал в чем-то убеждать… Аркадий Михаилович! – Ты знаешь, что будет, если не сделать этого.
– Силенок у тебя маловато угрожать мне, – ощерившись, отвечала Аннет.
– А по-моему, вполне достаточно, – в свойственной ему спокойной манере гнул свое маг Ордена. – Я мог бы тебя уничтожить уже давно, и твоя жизнь зависит лишь от твоего поведения. Мне ведь достаточно оголить твою спину. Сама знаешь, что сделают со шпионкой Хаоса.
– Мерзкий старикашка! – плюнула в него медноволосая, но он увернулся.
– Подумай, я ведь прошу всего ничего: просто чтобы шар им не достался. Поможешь – и я сделаю так, что никто не узнает про твое бурное прошлое.
– Не знаю как в вашем Ордене, а у нас, у мародеров, предательство считалось самым отвратительным, что мог сделать человек. И если после всего, что я сейчас узнала, ты надеешься, что я буду помогать тебе, – ты мерзавец!
– Ты знаешь, кто умрет, если ты не будешь помогать мне.
– Да, – вдруг улыбнулась Аннет. – Ты.
В эту долю секунды тонкое лезвие блеснуло на солнце, и Аркадий Михайлович схватился за горло. Между пальцев потекло красное, заливая белую рубашку с летящим соколом. Он захрипел, упал на колени, на мгновение уставился широко открытыми глазами на Аннет – и ткнулся лбом в песок.
«О нет», – простонал Халт, выныривая из картинки, увиденной глазами Флипа. «Что же она натворила! Предательница! Шпионка Хаоса!» Он схватился за голову и выбежал в сад. Он как ошпаренный носился, не глядя под ноги, но умудряясь передвигаться исключительно между грядок. Наконец, когда волна гнева схлынула и адреналин пришел в норму, тан вернулся в дом.
Драга, ничего не сказав, сунула ему в руки чашку с зеленоватой жидкостью. Питье выглядело странно, но на вкус оказалось неплохим. Халт сделал несколько больших глотков и уже через минуту почувствовал, будто кто-то ослабил его натянутые нервы, как подпругу у коня. Тепло и спокойствие разливались по телу, неожиданно даже захотелось спать. Хозяйка тем временем уже стелила кровать.
– Я не хочу спать, просто прилягу ненадолго, а то что-то устал… – пробормотал Халт, краснея. Узнают, что спал у гномихи на ее кровати – засмеют! Да еще подумают всякое… Но идти до дома казалось выше всяких сил, так что он плюнул на приличия и лег, не раздеваясь. Кровать, конечно, оказалась коротка, пришлось подогнуть колени, но в ту же секунду Халт уснул.
Проснулся оттого, что луч света нестерпимо колол глаза. Потянулся было задернуть штору, но рука не нашарила ее в привычном месте. Только тогда вспомнил, где он. Часы показывали восемь; в пустом доме стояла тишина.