Хам и хамелеоны
Шрифт:
– Я вот тоже… решила пройтись… – Нина не знала, что сказать.
– Вам в какую сторону? – спросила Аделаида.
– Я на Солянке живу… Да мне всё равно куда…
Сын дернул Аду за рукав. Она нагнулась к нему, и мальчик что-то прошептал ей на ухо. Поправив ему шарфик Аделаида спросила:
– В кустики пойдешь?
Мальчуган понуро покачал головой:
– На горшок.
– Где же я возьму горшок, Ёжик? До дома потерпишь?.. Ну пожалуйста!
Мальчик еще больше насупился, обещать ничего не хотел.
– Можно вон туда зайти, – Нина
Худощавый преклонных лет гардеробщик в кофейного цвета униформе принял верхнюю одежду и, улыбнувшись мальчугану, достал для него из-под стойки несколько леденцов.
Аделаида увела сына в туалет. Через пару минут, уже вчетвером, они прошли в конец тускло освещенного зала, где вдоль окон теснился ряд свободных квадратных столиков.
Одетый в вельветовые штанишки и темно-синий шерстяной джемпер, светлоголовый мальчуган не мог не вызывать умиления. Его усадили на диванчик. Ёжик послушно устроился на сиденье и теперь глазел в окно на озаренный бело-желтыми фонарями полумрак Тверского бульвара. Нина переводила взгляд с матери Аделаиды на настенное зеркало, висевшее над спинкой диванчика. В зеркале она видела свое лицо с серыми кругами под глазами и всё сильнее терялась под взглядом Аделаиды – от ощущения, что не может противостоять ее необъяснимой власти над собой, той власти, которую почувствовала еще в первый день их знакомства, но едва ли тогда осознала это как следует.
Официант принес взрослым чай, а для ребенка какао.
– Какой он хорошенький… ваш Сережа, – тихо сказала Нина. – Вы сказали, ему четыре?
– Да ведь ты прольешь всё на себя! – не успела ответить ей Ада и вовремя подхватила опасно наклонившуюся в детских ручках чашку с какао. – Ёжик, милый, осторожно – очень горячо!
– Осторожно-кукожно… – улыбнулся мальчик, не выпуская чашку.
– Лучше с ложки пей, а то разольешь. Да не торопись, пусть остынет! Ну-ка, дай я подую…
Отбросив волосы за плечи, Аделаида принялась дуть на ложку с какао. Малышу не терпелось. Он умудрился подтянуть ложку к себе.
– Фу-у! – сморщился он – Горько…
– Ничего не горько, какао всегда такое – даже когда с сахаром.
– Почему? – спросил малыш.
– Потому что.
– Потому что почему? – переспросил мальчуган.
– Потому что потому.
– Потому что почему?..
Нина не могла удержаться от улыбки. Поведение ребенка, его детский лепет не могли ее оставить равнодушной. Мать Аделаиды всё это время сидела молча, отстраненно глядя в окно и думая о чем-то своем. Нина, сколько ни присматривалась, не могла уловить ее родственного сходства с Аделаидой, разве что в шоколадного оттенка глазах пожилой женщины временами сквозила та же недоверчивость, что и у дочери.
– А я даже паука могу съесть, – похвастался тем временем Сережа, пытаясь привлечь к себе внимание притихших взрослых.
– Ох, Ёжик, прошу тебя, перестань. Что о тебе тетя подумает? – улыбалась Аделаида.
– Адочка, вы оставайтесь, а нам с Сереженькой
Ада хотела было помочь матери отвести малыша к гардеробу и одеть, но та остановила ее, да и малыш, как заметила Нина, больше слушался бабушку, чем маму.
– Мама в Риге живет, – сказала Адель, когда они остались одни. – А Сережа… Он пока у нее. Я бы очень хотела жить с ним, но условия не позволяют. Мой друг… не хочет заниматься ребенком, вот и получается… – Адель печально вздохнула. – Мама привезла его обследоваться. Он год назад болел, а лечились мы здесь, в Москве.
– Что-то серьезное?
– Лейкоз… Острый лейкоз, – сказала Аделаида и торопливо отвела взгляд.
– Это что-то с кровью связанное? – спросила Нина.
– Раньше это называли белокровием, а теперь так…
У Ады задрожал подбородок.
– У Сережи?! – изумилась Нина.
– Вроде вылечили, а сейчас вот… опять нужно обследовать.
– Бедный мальчик. Я бы не подумала никогда… Такой живой, такой умница, – с неподдельным сочувствием сказала Нина.
– Я, кстати, собиралась позвонить вам… после того вечера. Ваш знакомый, американец… он просил у меня один адрес и оставил ваш телефон. Но я куда-то его засунула, – сменила Аделаида тему. – А мой друг, он сейчас в командировке, так что спросить было не у кого…
По голосу Адели чувствовалось, что сказанное требует от нее какого-то усилия. И Нина с ходу почему-то догадалась, что Грабе обратился к Аделаиде с пустой просьбой только ради того, чтобы не потерять с ней контакт. Переборов в себе что-то смутное, протестующее, Нина отыскала в сумке ручку и стала торопливо писать на бумажной салфетке:
– Это мобильный, а это домашний… Вы поосторожней с ним, я имею в виду – с Ласло. Не такой уж он растяпа. У всех у них одно на уме… – Нина смущенно умолкла.
Аделаида, потупившись, произнесла:
– Ваш муж говорил, что он очень порядочный, хоть и циник… этот Грабе.
– Мой муж?
– Тогда, в ресторане.
– Мой муж еще и не такого наговорить может.
– Мне он показался человеком… обходительным, – помедлив, прибавила Аделаида.
– Мой муж умеет производить впечатление.
– Нет… я американца имела в виду. Хотя ваш муж тоже выглядит человеком… – Адель не договорила.
– Проныры – что один, что другой. Деньги делают – два сапога пара, – вынесла Нина неожиданный вердикт. – А чтоб дифирамбы друг другу петь – много ли нужно ума?
Аделаида устремила на нее вопросительный взгляд. Нина же, силясь перебороть в себе очередное замешательство, старалась понять, почему тон собеседницы отдает для нее чем-то двусмысленным, чем-то слишком новым.
– А вы? Вы работаете? – спросила Нина.
– Нет. Я живу на содержании, – просто ответила Аделаида.
Нина попыталась скрыть удивление.
– На содержании… у этого человека, Вереницына? С которым вы были в ресторане?
Аделаида кивнула головой и, помешкав, добавила: