Хан
Шрифт:
Мира больше не существовало. Была лишь какая-то оболочка вокруг, которая двигалась вокруг меня, путая мысли и напоминая о том, что мое место не здесь…
Я не помню, как вызывала такси и одевалась наверху, глядя на телесное приведение в зеркале, которое не могло выдавить из себя и слезинки, растоптанное и иссушенное до дна…
Я не помню, как добиралась до вокзала, не видя взглядов людей и не слыша их голосов за спиной, пытаясь пробраться к билетной кассе, сжимая в бескровных руках купюры…
…только
Люди говорят, что это счастье, когда в твоих мыслях, постели и сердце – один человек.
Они говорят, что это и есть любовь
Не слушайте таких людей….
Потому что это не любовь. Это болезнь. Одержимость.
Это ежесекундная боль, от которой нет спасения, что бы ты не пил, куда бы не шел, с кем бы не был… это ежесекундная смерть, которой ты умираешь болезненно и мучительно, понимая, что не можешь быть рядом с ней. Это ежесекундная пытка, когда твой воспаленный мозг пытается найти сотни решений, но постоянно проигрывает сам себе, понимая слишком отчетливо, что такого решения просто нет…
Если от любви рушится твой мир, который ты выстраивал годами, утопая в собственном поте и крови, то бегите от нее…бегите, пока не поздно. Пока она не поглотила вас, подобно черной дыре.
Если бы месяц назад мне кто-нибудь сказал, что я потеряю себя в небесном взгляде мелкой девчонки, которая выглядела словно ожившая кукла, то я бы засмеялся в лицо этому человеку.
Если бы только кто-нибудь предупредил меня о том, что я позабуду обо всем, растворяясь в ней, то я бы снес это проклятое кафе. Разрушил бы его до снования, проклиная его обломки…
Я бы сделал все, чтобы только просто продолжать жить, как прежде…
Ведь я был всем доволен…я был не сломлен и не загнан в угол собственной беспомощностью перед той, которая смотрела на меня так открыто и нежно, оплетая своим ароматом маленького лучистого рая, где сладкая ваниль переплеталась с лучиками света и свежестью раннего утра…
Три десятка лет меня ломали. Люди. Жизнь. Обстоятельства. Враги. Родные.
Меня пытали и убивали. Били и запугивали…шрамы на моем теле и переломанные в прошлом десятки костей создавали меня настоящего. Я не боялся боли. Я научился ее контролировать и не замечать…
….но лишь глядя на разбитые в кровь костяшки пальцев, я понимал, что физическая боль ничто по сравнению с той, что сводила меня с ума каждую секунду этого чертова утра.
Хотелось разодрать свою кожу, сломать ребра и достать из груди то, что кричало и извивалось, отбирая мои мысли и затмевая рассудок.
– ….боже мой. Хан!...
Сквозь разломленные,
– Что ты натворил?...
Друг смотрел на мои окровавленные, разбитые руки, и разводы крови на белой когда-то рубашке, нависая надо мной, сидящем на полу в разгромленном кабинете, прижимавшимся спиной к перевернутому столу.
– …он должен был проследить за ее безопасностью! – я прикрыл глаза, от собственного крика, чтобы только не видеть распахнутых глаз Рея, и промелькнувших в их глубине чувств жалости и полного шока, – должен был защитить ее, черт побери!!!
Не знаю, что оказалось под моей рукой и что с треском полетело в стену, разбиваясь вдребезги с оглушительным грохотом.
Вот только первой сломленной вещью в этом идеальном когда-то кабинете был я….
– Хорошо-хорошо, успокойся. Он жив?..
– К сожалению да… – в груди так невыносимо ныло и болело, что я потер ее рукой, поморщившись, замечая, как нахмурился друг, проследив за моим жестом, – в больнице через три квартала. Поезжай туда и проверь, чтобы договорились с полицией и врачами. Распорядись, чтобы на счет этого урода перечисляли ежемесячную выплату…
– …надеюсь, он не станет вторым инвалидом на твою душу…
– К черту его!!!!!! – от моего крика словно сотряслись стены, когда я, не помня себя, схватил Рея за ворот его кофты, привлекая к себе и буквально рыча, – Три часа, Рей!!! Три гребенных часа вы молчите и ничего не говорите о моей Але!!!!!
Друг не испугался и не попытался отстраниться, глядя в мои глаза твердо и спокойно:
– Мы найдем ее Хан. Обязательно найдем. Все мои парни….
– От них нет совершенно никакого толка!!!!! Послушай меня, Рей, я даю вам ровно час! Один час, чтобы сказать мне кто ее украл и куда увез, или я лично всажу в лоб пулю каждому из них!...
– Мы найдем ее, Хан, – снова твердо и спокойно произнес Рей, кивая головой, вот только даже друг никак не мог успокоить мою горящую внутри душу, словно она металась в раскаленной решетке, прижигая свою оболочку от каждого вздоха.
Не найдут…
Я знал это…
Мои враги были слишком умны. Слишком хитры и наблюдательны, чтобы выкрасть ту, без которой мой мир рушился, у меня из-под носа, с вокзала, где была масса людей, которые не успели заметить ничего…
Это была моя вина… от начала и до конца.
Я был слишком оглушен своими чувствами. Я подпустил ее слишком близко, давая повод для разговоров и пересуд людей, которыми воспользовались те, кто только и ждал того, чтобы найти мое слабое место, которого у меня просто не было…до нее.