Хан
Шрифт:
Сначала этот странный мужчина и все это сборище, которое что-то довольно обсуждало и чему-то откровенно радовалось…
Потом Хан…
Закрыв глаза, я тяжело потерла ноющую грудь, в которой словно была раскаленная, кровоточащая дыра, как если бы чья-то безжалостная пламенная рука вырвала его без доли сожаления, оставляя лишь обуглившиеся куски плоти….и черную пустоту.
В эту самую секунду этот черноглазый убийца душ и сердец спокойно развлекался с другими девушками, даже не вспоминая обо мне…он ясно дал
Голова трещала от мыслей, не в силах состыковать все части этой головоломки. Ведь, если я думала, что оказалась здесь, как некий рычаг давления на Хана, то оказалась совершенно не права. Я была пустым местом в игре против Хана, который ясно дал понять, что не знает меня, да и Озан не обратил на это никакого внимания. Было что-то другое, очевидно связанное с этой странной поездкой в Рим…
Тяжело опустившись на край кровати, я все думала и думала, проигрывая в голове какие-то слова мужчин, их взгляды и ухмылки, выталкивая из себя все, что было связано с Ханом и его как всегда фееричным появлением, буквально подпрыгнув, когда в дверь постучали резко и громко, и раздался голос одного из охраны:
– Озан бей хочет видеть вас.
Я поморщилась, но все-таки поднялась с кровати, подойдя к двери как раз в тот момент, когда замок щелкнул, и она распахнулась, впуская звуки музыки и приглушенный гул голосов.
– Что-то случилось? – стараясь сохранять ледяное спокойствие, спросила я, выходя в коридор и слыша сухой голос за собой, говоривший явно с акцентом:
– Не могу об этом знать. Он ожидает вас в кабинете.
Где был кабинет, я уже знала, зашагав вперед, и слыша лишь шаги молчаливого охранника за спиной, который опередил меня у самых дверей, любезно открывая их и впуская меня внутрь, быстро кивнув на приглушенный голос Озана:
– Можешь быть свободен на сегодня.
Не знаю, почему у меня от этой фразы по коже прошел мороз…
Но я шагнула вперед, почему-то все еще надеясь увидеть в кабинете не только Озана…но и Хана.
Столько раз он причинял мне боль, а я продолжала верить в то, что в один прекрасный миг он станет тем долгожданным принцем на белом коне, который придет. И спасет. И обнимет. И к себе крепко прижмет….Вот только на деле принц этот был сугубо черным. Никого спасать не собирался и обнимал в эту самую секунду исключительно тех девушек, которые были безумно рады увидеть Хана…
В кабинете царил полумрак и Озан сидел, откинувшись на своем кресле за массивным столом, уже без смокинга, но в белой рубашке с закатанными рукавами и расстегнутыми на груди пуговицами.
Его алчные глаза в этом полумраке выглядели уже совсем каким-то жуткими, отчего, я не смогла найти в себе силы дойти хотя бы середины кабинета, остановившись у самого последнего от него ряда стульев, которые по прежнему стояли здесь, после странного «совещания».
– Что-то случилось? – осторожно спросила я, чувствуя себя неловко и совершенно безрадостно от его колкого и жадного взгляда, направленного
– Соскучился по любимой красивой племяннице, – тонкие губы растянулись в хищном оскале, отчего сердце дрогнуло и единственной мыслью, которая билась о мой потрескавшийся череп было – скорее бежать отсюда.
– Недавно виделись…
Мужчина усмехнулся, выгибая свою бровь и подавшись вперед, чтобы медленно подняться со своего места, зашагав ко мне медленно, но слишком уверенно, что я отступила назад, услышав его голос уже совсем близко:
– А что, если я хочу видеть тебя рядом с собой постоянно?
Я старалась не показывать своей паники, хотя мои колени уже отчаянно дрожали, и сердце колотилось от ужаса и полного отвращения, надеясь стойко перенести все сложности…и сбежать из этого места и этого жуткого типа еще до того, как он приблизиться ко мне хотя бы на один шаг.
– Странное желание для дяди.
Озан хрипло хохотнул, продолжая надвигаться, буквально раздевая меня глазами, и просто не оставляя места сомнениям относительно того, для чего именно он меня позвал, и почему отпустил свою драгоценную охрану.
– Как насчет того, чтобы называть меня папочкой…когда мы будем оставаться наедине…
Тошнота поднялась из недр пустого сжавшегося живота так резко, что в глазах потемнело и я дернулась в сторону, пытаясь отгородиться от него стульями, разбрасывая их и кидая практически в этого мерзкого мужчину, который лишь находил это явно забавным, расхохотавшись и пробираясь ко мне, начав что-то быстро и горячо шептать на своем языке, который я не понимала.
Я пыталась бежать, пыталась отбиваться, пыталась молчать, но все-равно не сдержала крика, когда его руки обхватили меня, сжимая до боли, словно желая сломать и разделить пополам.
Его прикосновения были мерзкими и жестокими, как и его жуткий разъедающий аромат, от которого голова шла кругом, поднимая тошноту все выше и выше.
Я кричала и кричала, задыхаясь от его запаха, и пытаясь убрать от себя грязные руки, которые были чужими… которым я не хотела принадлежать! Которым не хотела поддаваться, пинаясь и брыкаясь, даже когда он с силой швырнул меня к столу, отчего с него посыпались какие-то предметы, с глухим грохотом падая на пол, а я со всей силы вцепилась зубами в его ладонь, пытающуюся закрыть мой рот.
Озан взвыл от боли, рывком отпрыгивая, но, не дав мне и секунды перевести дыхание, когда послышался резкий хлопок, и скулу буквально полоснуло огнем, отчего я повалилась на бок, хватаясь за край стола, и видя, как перед глазами полетели звезды.
– Ах ты мелкая сочная паршивка! – прорычал Озан надо мной с каким-то совершенно маньяческим восторгом, придавливая ко столу, и я закричала снова, чувствуя, как его ненавистные ладони пытаются шарить по моему телу, чтобы задрать узкую юбку, пытаясь извернуться так, чтобы укусить его еще раз, только он держал меня ладонью за горло слишком сильно, прижимая к столу и не давая приподнять головы, пока я не захрипела, чувствуя, что начинаю задыхаться.