Ханидо и Халерха
Шрифт:
И началась охота — шутливая и азартная.
За эти три дня Косчэ-Ханидо незаметно добрался до мест обжитых, объезженных: он уже знал, что Улуро недалеко. В зимней мартовской тундре не только стаю волков, но и одинокого волка увидеть легко, особенно если хочешь увидеть. Не жалей только оленей — взберись на холм, оглядись, потом езжай на другой, опять оглядись. Кругом бело, проталин нет, и даже неподвижное серое пятнышко от глаза не ускользнет. А заметишь кончики тальников — спускайся в ложбину: волки любят такие места… День был ясный и теплый, невысокое солнце совсем не слепило, никакой дымки не висело над тундрой. Косчэ-Ханидо спешил, но оленей жалел: кто знает, что может в жизни случиться… И ему повезло — как раз в середине дня с маленького холма он заметил тень, рывками летящую через равнину. И тотчас свистнули вожжи. Олени шарахнулись
Началась охота-погоня.
Волк бежал с передышками, умно бежал. След его уже дважды взлетал на холмы, спускался вниз, а к середине равнины становился спокойным. Вот опять место, где волк сидел на поджатом хвосте, отдыхая и глядя назад. Он знал хорошо, что на подъеме олени устанут, а когда появятся наверху, он отмахнет остаток равнины, опять перелетит через холм, а там — передышка. Такую хитрость Косчэ-Ханидо разгадал быстро и на третий холм не стал подниматься — он объехал его. Волк шарахнулся и стрелой полетел в низину, к подножию холма. Он пошел на другую уловку — начал петлять, появляясь где-нибудь сбоку, в неожиданном месте. Но тут обмануть его было проще: упряжка круто сворачивала, срезала петлю, и не отдохнувший зверь бросался изо всей мочи дальше, насколько хватало сил. Он, однако, еще и еще пытался хитрить, изматывая оленей и человека и вырывая время для передышки. Но Косчэ-Ханидо сейчас не жалел своих безрогих оленей, он стегал их по чем попало вожжами, бил кенкелем и кричал: он знал, что дальше им будет легче, надо лишь сбить с хищника спесь, заставить его бежать без оглядки. У самого Косчэ-Ханидо из-под малахая, из-под ворота шубы вырывался горячий пар, нательной рубахи на нем не было, и оленья кожа сделалась мокрой и мягкой. Но он не устал — он переносил и не такое.
Только к закату солнца волк поубавил прыти. Бежал он быстрее прежнего, но бежал куда глядели глаза, и это давало преимущество человеку. Стоило чуть завернуть упряжку, закричать, засвистеть, как волк подавался в сторону, несся туда, куда в начале погони ни за что бы не побежал.
Все это, однако, не означало, что поединку приходит конец. Голодный хищник может бежать несколько дней, а олени должны отдыхать.
Когда село солнце, Косчэ-Ханидо остановился. На сегодня было достаточно. Он знал, что за ночь волк далеко не уйдет, если его не потревожить. Волк проверит, отстал человек или нет, потом поплетется в сторону, сядет, отдышится хорошенько, может заснуть, может даже завыть среди ночи. За ночь он отдохнет, но отдохнут и олени; олени, однако, насытятся ягелем, волк оголодает еще сильней.
На всю длину распустив аркан, Косчэ-Ханидо привязал оленей и улегся на нарту. Олени тоже лежали. После отчаянной гонки есть они не хотели и не могли. Луна быстро желтела, в синем высоком небе все гуще и гуще сверкали звезды.
"А волка все-таки жалко, — подумал Косчэ-Ханидо, глядя на звезды. — На нем всю свою злость человек вымещает. А он не во всем виноват… Да, я, кажется, понял обычай. Каждый жених должен гоняться за злом, как за волком.
Он должен догнать волка — зло — и удушить его. Мудрые предки были…" — Он закрыл глаза и сразу начал дремать.
Но заснуть он не смог. Мокрая от пота одежда стала холодной. Пришлось встать, походить, согреваясь и на себе высушивая одежду. Сильно морозило.
Кажется, завтра будет куда холодней, чем сегодня…
"Я — жених! — усмехнулся Косчэ-Ханидо. — К свадьбе волка ловлю. А все ждут…" Он сразу представил себе, с каким любопытством, с каким торжеством люди будут рассматривать шкуру волка: ведь он — Косчэ-Ханидо — богатырь, у него особенная судьба, от него многое ждут. "Чего они ждут от меня? — решительно сел он на нарту. — Что я могу?.. Постой, а как же так получилось, что за волком люди гоняются, душат его, а в жизни за настоящим злом никто… ну, почти никто и не гоняется, не душит настоящее зло? Смелые, ловкие, сильные мужчины станут семейными и забывают, к чему призывает обычай. Теперь вот глядят на меня. А сами? Я — бог? Да если я и стану священником, что я смогу? Всю жизнь, как Куриль, потихоньку бороться со злом? Под крышей божьего дома людей на жадных богачей натравливать?
Он снова улегся на нарту. Но взгляд его звезды уж не притягивали.
"Гы! Старый Куриль — голова рода и молодой поп жадного Петрдэ превращают в доброго богача… — продолжал рассуждать он. — Смешно. Разобраться — Куриль жаднее других: на оленей души людей выменивает… Э, нечего лезть мне в попы. Головой лучше стану: все наследство тогда получу. Получу и людям раздам… А сам охотиться буду!!."
С доброй, наивной мыслью справедливо распорядиться богатством, которого еще не было у него, Косчэ-Ханидо и заснул.
Олени поднялись среди ночи. Они сразу взялись разгребать копытами снег и жадно хватать мерзлый ягель.
Косчэ-Ханидо спал крепко, но все-таки вскочил он вовремя — перед рассветом. Нельзя было позволить оленям набить животы до отказа. Они отяжелеют, не смогут быстро бежать. Он укоротил аркан, снова прилег на нарту. Заснуть он больше не мог: было морозно, холодно, но, слава богу, не ветрено.
На рассвете он быстро запряг оленей и, чтобы не вспоминать о еде, тут же поехал по волчьему следу. Сначала он вел упряжку тихонько, разглядывая следы и стараясь подкрасться к волку поближе. Но вот на снегу появилась промятина: тут зверь отдыхал. И Косчэ-Ханидо стегнул вожжами оленей. Поджав губу, он пронзительно свистнул, потом закричал. Впереди, у подножия холма, ночной птицей метнулась тень. Отдохнувший зверь опять пулей помчался вдаль и быстро скрылся за увалом равнины. Но и олени вполне отдохнули; Косчэ-Ханидо хлестал их нещадно и, к своему удовлетворению, видел, что они бросаются то в одну сторону, то в другую — это значило, что они очень бодры. Охота на то и охота, чтоб пережить азарт и не думать о жалости к зверю. Но сейчас Косчэ-Ханидо не испытывал страсти, от которой колотится сердце, а глаза наливаются кровью. Напротив, он бешено гнался за волком с единственной целью — поскорее закончить все. Другое дело, если б он думал о долгожданной свадьбе да собирался бы жить как все. А тут просто обычай требовал да подгоняла шутливая выдумка: волк — это злой дух и черт, которого надо поймать и прикончить руками.
"К вечеру в стойбище должен приехать", — решил он твердо и принялся еще сильнее лупить оленей. Он бил их кенкелем и вожжами, то плавно, с оттяжкой, то отрывисто, резко. А сила в плече у него была страшной. Несчастные бедные олешки, высоко задрав безрогие головы, не просто неслись, подчиняясь воле хозяина, — они будто старались спастись, оторваться от жгучей нарты. День был безветренный, но крутой, морозный, с серым холодным небом. "Только бы снег не пошел, — думал Косчэ-Ханидо. — Следы потеряю, тогда упущу".
Он мчался с такой быстротой, что временами ему казалось, будто тундра сама летит под упряжку, а олени лишь без усилий перебирают ногами.
До самого полудня без остановки и передышки продолжалась погоня.
Снег не шел и не шел, а у волка стали кончаться силы. Он уже не исчезал из виду, расстояние между ним и упряжкой начало медленно сокращаться.
В неглубокой, но длинной низине Косчэ-Ханидо и настиг его. Проваливаясь в снегу, волк прыгал из стороны в сторону. Олени тоже метались, бросаясь то влево, то вправо — подальше от хищника, но твердая рука богатыря, жестокие удары заставляли их сближаться с врагом. Наконец волк оказался рядом.
Косчэ-Ханидо уже приподнял аркан, чтобы бросить, однако волк вдруг сам повернул к упряжке и с неожиданной силой прыгнул. Лишь моментальным рывком вожжей Косчэ-Ханидо спас оленей, а может, и спасся сам — рядом с полозом промелькнула красная пасть с клыками и обезумевшие, светящиеся глаза. В одно мгновение оба оленя лежали бы на снегу с располосованными глотками. А что было бы дальше?.. По горячей спине Косчэ-Ханидо пробежал мороз. Глухая низина с торчащими кое-где верхушками тальника вдруг показалась ему приметной, особенной, мрачной; он почему-то подумал, что она не просматривается ни с какой стороны. И его охватило дурное, тревожное чувство. Он видел волка, с трусливо прижатым к брюху хвостом, убегающего в противоположную сторону, а руки никак не подчинялись, не поворачивали оленей обратно. Давно забыл Косчэ-Ханидо тот день первой охоты, когда вот так же морозило спину, а руки дрожали; потом он совсем не боялся. Дней за десять до появления Куриля, Ниникая и Пурамы он нечаянно напоролся на большую стаю волков и не испытывал даже подобия страха — только раз оглянулся на всякий случай. А сейчас волк был один, да еще загнанный, обреченный…