Ханский ярлык

Мосияш Сергей Павлович

— Да и родители у них перед глазами, без драки года не проживут. Вот княжичу едва ль не с пелёнок вдалбливают: твоё дело — рать. И не у таких голова вскруживается. Вон в прошлое лето, когда я из Киева ехал и Брянск проезжал, схватились за город дядя с племянником. Уж как уговаривал: помиритесь, поделитесь. Так нет: «Поле нас рассудит». Ну и что? Племянник Василий татар навёл, дядю Святослава убил, город захватил. Татары в грабёж ударились. Мы с епископом брянским запёрлись в храме, молились Всевышнему. Видно,

дошла молитва, заслонил нас от поганых. Даже в дверь не ломились грабители, а мы уж готовились смерть принять. Ты пей, сын мой, пей ещё, вижу, как ты на корчагу смотришь. Пей, сынок.

Семён налил себе сыты до краёв, с дороги и впрямь пить сильно хотелось.

— Ну, я думаю, Дмитрий-то тебя послушает, святый отче.

— Надеюсь, сын мой, надеюсь. А почему епископ Андрей не удержал отрока? Это ж его прямой долг.

— Так ведь он никому не сказал, что идёт на рать. Думали, просто бавиться пошёл, как не раз бывало.

— Как скоро он подойдёт?

— Я думаю, через день-другой.

— А не пройдёт ли он мимо нас?

— Не должен бы, владыка, он хочет у тебя благословения просить.

— Благословения? На рать?

— Ну да.

— Охо-хо, — тихо засмеялся святой старец. — Дитё, есть дитё. Ну что ж, благословим. А ты, сын мой, располагайся на моём подворье. Как звать-то тебя?

— Семён, владыка.

— А по батюшке?

— Ильич, владыка.

— Располагайся, Семён Ильич, будем ждать вашего поршка. Надеюсь, уговорим, уломаем. А иначе ж какие мы святые отцы?

Дмитрий Михайлович прибыл с дружиной через два дня, в город входить не стал, разбил шатры под горой у реки.

Митрополит Пётр встретил у себя княжича Дмитрия ласково, перекрестил, дал поцеловать длань свою. Спросил, тая в бороде улыбку добродушную:

— Что, сын мой, уж не Владимир ли пришёл на щит брать?

— Нет, что ты, отец святой, — отвечал вполне серьёзно мальчик, не уловив иронии.

— А куда ж это батюшка послал тебя?

— Он не посылал.

— А кто ж?

— Я сам, владыка. Хочу на Нижний Новгород идти.

— Зачем?

— Ну как? Там опять замятия началась, как в прошлый раз. Тогда отец подавил её, ну а сейчас я должен. Он же меня за себя оставил.

— Великий князь? — спросил митрополит с оттенком недоверия. — Тебя?

— Да.

— Вот видишь, тебе, в сущности, доверена Русская земля, сын мой. Ты должен гордиться такой высокой честью.

— Я горжусь, владыка, — чистосердечно признался княжич, чем сильно умилил святого старца.

— А зачем же рать на Нижний ведёшь?

— Так я ж говорю, замятия там.

— Кто это тебе сказал?

— Купец, плывший с Низу с хлебом. Пока, говорит, Нижний проходил, душа в пятках была.

— Ну, у купцов, с товарами плывущих, душа всегда в пятках от страху. За каждым мысом

и скалой разбойники чудятся, а то и впрямь таятся там.

— А как же быть, владыка?

— Давай, сын мой, пошлём в Нижний течца поспешного из твоих отроков к князю Михаилу Андреевичу. Ежели там действительно замятия, я благословлю твой меч и твой полк. Но ежели нет, то сам понимаешь...

— Хорошо, владыка, — легко согласился княжич.

— Завтра у меня божественная литургия в Дмитровском соборе, приходи, сын мой, со своими милостниками.

А вечером митрополит Пётр говорил кормильцу Семёну:

— Ничего, пождёт гонца, поостынет отрок, не столь огорчителен отказ будет.

Две недели прождал ответа из Нижнего Новгорода Дмитрий Михайлович, через каждые два-три дня являясь к митрополиту в тайной надежде, что он благословит поход его. Но митрополит Пётр, не отказывая, не спешил с благословением.

— Пождём, сын мой, пождём. Ежели замятия, ни часа не задержу тебя.

Хитрый старец знал, что нет там никакой замятии и никакого благословения на рать он не даст, но, жалея отрока, щадил его обострённое самолюбие:

— Пождём, сын мой.

Воротившись, течец сообщил, что никакой замятии не было, что всего лишь с месяц тому на Волге поймали шайку разбойников и по приказу Михаила Андреевича всех живота лишили через утопление. Вот и всё.

Княжич Дмитрий был расстроен, митрополит утешал его:

— Не горюй, сын мой. Этих ратей на твой век хватит. Не спеши. А ныне езжай домой, кланяйся от меня великим княгиням Ксении Юрьевне да матушке твоей Анне Дмитриевне. Они, поди, уж по тебе не один рукав слезами омочили. С Богом, сынок, а я буду молиться за тебя.

С тем и отъехал из Владимира Дмитрий Михайлович. Обескураженный и сердитый. Так хотелось сразиться. И не дали.

9. БАБУШКА И «ИДОЛ»

Великая княгиня Ксения Юрьевна захворала. Сколь ни старался лечец пользовать её разными травами, она не поправлялась. И упорно твердила:

— Это меня Митька-идол в могилу гонит. Тоже мне великий князь выискался. Это ж надо додуматься идти ратью на Новгород. У самого сопли вожжей висят, а он нате вам. Воин вылупился.

— Но ведь он вернулся живой-здоровый, — пытался лечец успокоить больную княгиню. — И слава Богу.

— Слава Богу? Да? Слава Богу, — чуть не плача лепетала Ксения Юрьевна. — А я из-за него, идола, три недели глаз не смыкала, исть не могла.

Любила старая княгиня «идола Митьку», души в нём не чаяла. И пока он там «ратоборствовал», она действительно и сама извелась, и других измучила. На невестку Анну Дмитриевну шумела:

— Какая ж ты мать? Где у тебя сердце? Ребёнок пропал, а ты не чешешься.