Ханский ярлык
Шрифт:
«Рюха» и впрямь угодила во вражеский порок. И наблюдатель, сидевший вверху на сосне, крикнул радостно:
— Есть одна! Андрей Александрович, одна металка накрылась!
— Точно? — спросил снизу князь. — Не ошибся?
— Какой там. И двух стрелков уложила.
— Кто попал, не видел?
— Кажись, Беск.
— Молодец, — потёр довольно ладони Андрей. — Сколько у них ещё осталось?
— Три, кажись. Я три вижу на заболотах.
— Ну, наших втрое более. Даст Бог, одолеем.
И действительно, ещё до наступления темноты все шведские пороки были разбиты, хотя и новгородцы
Великий князь сдержал слово. Установив, кто именно попадал в свейские машины, выдал им куны. Беек со своими товарищами отхватил двадцать гривен и по кружке хмельного мёда из княжеского бочонка. И в темноте захмелевшие герои орали удалую песню:
Мы по свеям бьём без промаха, Попадаем точно в глаз...Далее шли срамные слова, которые, увы, не мог сохранить нам пергамент, откуда соскрёб их какой-то высоконравственный монах.
В шатёр к князю собрались командиры. Он, так и оставаясь в татарском малахае, коротко оценил день прошедший:
— Ныне славно поработали пороки. Завтра двинем тарасы, за ними крючников.
— А если свей за ночь опять отладят пороки? — спросил Андрей Климович.
— Вряд ли успеют. Но если даже соберут один, ему не управиться со всеми тарасами. В одно время с тарасами ладожане разбивают тараном ворота, они ныне хорошо прожарены и должны рассыпаться от одного удара. И наваливаемся со всех сторон.
Когда князь остался в шатре только с посадником, тот спросил:
— Андрей Александрович, пошто не бережёшься?
— Как не берегусь? — не понял князь.
— Шлем почему не наденешь? А ну стрела ненароком прилетит.
— A-а, — засмеялся Андрей. — У меня от шлема голова мёрзнет. А в шапке тепло и приятно.
Не хватило у посадника духу снова напоминать, что шапка-то тёплая, но ведь она татарская, чай, глазу славянскому неприятная.
На следующий день, едва начало развидняться, на крепость не спеша двинулись тарасы, в верхней части которых густо стояли плечом к плечу в добрых бронях и только с мечами отборные воины. Строение представляло собой высокий тяжёлый дом, до отказа набитый людьми. Внизу тарасы находились толкачи, двигавшие это громоздкое сооружение. Один из них через узкий продух, прорубленный в поддерева, высматривал путь и негромко командовал:
— Берём лево... Так... Идём прямо... Теперь чуть право... Тише, тише, не спешим...
От него, вперёдсмотрящего, зависело благополучие движения: стоило одним полозом или колесом наскочить тарасе на кочку, как долговязое строение могло бы попросту упасть, опрокинуться. За задней стеной тарасы снаружи тоже шли толкачи, как на подбор самые здоровые и сильные мужи. В задней же стенке тарасы был прорублен внизу лаз внутрь, именно через него и входили в неё воины.
Осаждённые, видя зловеще надвигавшиеся на крепость чудища, ничего не могли им противопоставить. Все пороки были разбиты, и воевода Стен раскаивался, что не утаил от противника хотя бы одно метательное орудие, использовав сразу
«Ах, эта спешка, — каял он себя. — Ведь говорил же маршалу: надо рыть обводные рвы, через них бы не прошли эти чудища. Так нет: «Не надо, с двух сторон реки защищают, а с этих отобьёшься». И вот, пожалуйста. С минуту на минуту враг будет на стене. Кто ж думал, что они явятся зимой».
— Прекратите стрельбу! — крикнул Стен воинам, без пользы осыпавшим тарасы стрелами. — Готовьтесь к драке, сбрасывайте их со стен, если хотите жить. Никакой пощады русам!
— Господин воевода, они уже бьют ворота.
— Стреляйте по ним.
— Но у них щиты.
— Сбрасывайте камни на них, лейте кипяток.
Последняя команда была неисполнима: отсутствовал кипяток в поварне, там только начали растапливать печи под котлами, в которых вода закипит разве что к обеду. Но кто мог предположить, что русы так скоро — всего за ночь — восстановят эти дома на колёсах.
Но вот первая тараса подошла к стене, крыша её поднялась и опрокинулась на кромку стены, образовав как бы мостки, по которым на стену ринулись славяне, грозно сверкая мечами. И началась потасовка, и полетели со стены воины, но не русы, а более свейские.
И уже бежали к стенам багорщики, метали вверх крючья с верёвками, и уж густо лезли на стену воины по верёвочным лестницам и тут же вступали в драку, зачастую не имея возможности из-за тесноты действовать мечом, схватывались за руки и начинали бороться. Слышались крики, ругань на русском и свейском языках, кряхтенье и вопли.
А там уже подбегали воины с деревянными лестницами. В ворота, орудуя копьями, лезли ладожане.
После высадки первых славян на стену и до окончания сражения прошло немного времени — вода в поварне и горячей-то не стала, — а Ландскрона, «Венец Земли», оказалась в руках русских. Гарнизон был частично перебит, а частью пленён.
Войдя в раж, хотели добить и пленных, но от князя прискакал воин с приказом: «Пленных не трогать!»
— Зачем они нам? — сказал тысяцкий. — Кормить?
— Будем кормить, — отвечал Андрей Александрович. — Но за работу.
Обезоруженных пленных вывели из крепости, сбили в кучу. Среди них был и воевода Стен, раненный в голову.
Подъехал в сопровождении гридей великий князь в ярко-жёлтом лисьем малахае.
— Так, господа свей, мало вас мой отец учил, так ныне и мне довелось. Там, — указал князь на Неву, — мои воины долбят прорубь, в которой намерены вас топить. Но я решил дать возможность остаться живыми тем, кто этого желает. Для этого всего-навсего надо разрушить то, что вы выстроили на нашей земле — вашу Ландскрону, или, по-нашему, «Венец Земли». Вы себя венчали, а теперь развенчивайтесь.
Князь умолк, поискал взглядом в толпе пленных кого-то, нашёл, сразу определив воеводу. Подъехал к нему.
— Ты неплохо командовал защитой, теперь покомандуй срытьем крепости.
— Никогда, — отвечал гордо Стен.
— Ну что ж, пеняй на себя, — вздохнул князь Андрей и, обернувшись, скомандовал: — В прорубь его.
Подбежали дюжие гриди и, заломив воеводе руки, потащили его на лёд. Князь, щурясь недобро, спросил толпу:
— Кто ещё хочет следом за ним? Выходите.