Ханский ярлык
Шрифт:
Не наместник правил городом — голод. В такие годы казна княжеская не полнилась, напротив, скудела. С кого же было дань брать, если данники вымирали косяками? Но Золотой Орде было мало дела до этого, она требовала ежегодный осенний выход, и всякая задержка грозила приходом орды и полным разграблением обнищавших, полуживых городов и весей.
Люди, измученные голодом и нуждой, всегда искали виноватых и, как правило, находили их.
— Во всем виноват великий князь Михаил Тверской, он задерживает хлеб с Низу, оставляет
— Опять посадил в Городище этого корыстолюбца Федора, а сам — в Тверь на сытые хлеба.
— Надо звать Юрия, тот мало сидел, а сколько добра сделал.
— Юрий Данилович в Орде, а князь Афанасий в полоне у Михаила.
У мизинных всегда богатые виноваты, у голодных — сытые. В Тверь из Новгорода привезли грамоту великому князю, и опять от Данилы Писаря: «Михаил Ярославич, надысь на вече решили слать в Орду на тебя жалобу, что-де ты закинул город на горе и нужду, а всю дань на себя берешь. Выбрали в послы Любовича с Радомиром, которые не сегодня завтра в Орду потекут. Как я полагаю, пойдут водой и с дарами хану. Тебе лепш на Волге их перенять. Данила».
— Кто грамоту передал? — спросил князь Сысоя.
— Купец.
— Что он хоть говорил? Как там?
— Мутится народ, замятия вот-вот учнется.
— Не Москва ли сызнова старается там?
— Кто его знает. Не надо было Афанасия отпускать.
— Он мне слово дал на Новгород более не посягать.
— У него слово как шишка елова, ветер дунет — она и падет.
— Что ж там делает Федор? Вече собирает, решает. А наместник где?
— Федор еще с того раза напуган, поди, с Городища-то и нос высунуть боится. Зря ты его, Ярославич, опять усадил. Зря.
— А кого надо было? Тебя или Ивана?
— Можно было Ивана Акинфовича.
— Теперь чего гадать. Ты вот лучше с Иваном займись этими послами новгородскими. Как их? — Михаил заглянул в грамоту.— Этим Любовичем и Радомиром.
— Постараемся не пропустить.
— Я думаю, надо засады на Волгу и на Тверцу выслать, и обе чтоб выше Твери. Ишь ты, мимо меня хотят дары везти, умники.
— Перехватим, Михаил Ярославич, не беспокойся. Али впервой?
— Вот именно. Тогда вместо Юрия Бориса перехватили, не впервой промахиваться.
— Ты ж знаешь, что меня там не было, что тогда Давыд покойный на мякине попался, Царствие ему Небесное.
Послов вместе с их охраной захватили на Волге. Однако захват прошел не совсем гладко. Началась потасовка, и во время свалки исчез Любович.
Повязанных новгородцев привезли в Тверь, охрану побросали в порубы, а Радомира привели к князю. Михаил Ярославич велел развязать пленника.
— Ну, что, Радомир, давай рассказывай, куда путь держали.
— За хлебом, князь, за хлебом шли на Низ. Сам знаешь, как в Новгороде с ним.
— Знаю,— нахмурился Михаил.— А еще зачем шли?
— Боле ни за чем.
— А где Любович?
— Какой
— Сысой,— взглянул князь на милостника.— Напомни ему.
Сысой схватил новгородца, завернул ему руки за спину и стал выворачивать длань.
— Ой, больно! — взвыл Радомир.
— Вспоминай, гад. Ну!
— Он утоп, наверно, во время драки,— выдохнул наконец новгородец. И Сысой отпустил руку.
— Ну вот, значит, был с тобой Любович,— сказал Михаил Ярославич.— И зря ты, братец, запираешься. Вот у меня грамота, и в ней все о вас сказано. Ведь вас вече послало? Верно?
— Вече,— отвечал Радомир, потирая занемевшую руку,— Ох, и гад же ты,— сказал Сысою.
— И в Орду вы шли. Верно? — продолжал князь.
— Верно.
— А зачем?
— Ну, там, наверно, у тебя, князь, написано.
— Написано. Но я хочу от тебя услышать. Или еще тебе завертку сделать?
— За Юрием Даниловичем нас послали.
Это было новостью для Михаила, но он не сморгнул и глазом, поощрил славянина:
— Верно. А еще?
— А еще на тебя жалобу, Михаил Ярославич.
— Какую? За что?
— Ну, что ты хлеб не пускаешь в Новгород, дань себе прикарманиваешь.
— Сысой, ты слышишь? Вот дурни, да если б я хлеб не пускал, вы б там давно перемерли. А дань? Какая с вас дань? С нищих-то?
— Так на вече кричали.
— Вашему вечу делать нечего. На дары вот хану собрали с чего-то! Нашли же.
— Собрали,— вздохнул Радомир.
— Сысой, что там у них?
— В основном меха.
— А куны есть?
— Есть немного, с полтыщи гривен.
— Ну вот это и будет вашей данью,— молвил князь.— И еще вдобавок за вас что-то выручим.
— Как за нас?
— Как? Очень просто — продадим вас. Ныне вы в полоне не у тещи на приспешках. Так где ж все-таки Любович? Вы ж вместе шли?
— Вместе.
— Где же он?
— Я же говорю, не знаю. Во время драки на струге многие в воду падали. Утоп, наверно.
Любович не утоп. Он добрался наконец до Новгорода и, явившись на вечевую площадь, ударил в колокол. И когда сбежался народ, Любович взобрался на степень, оборванный, почерневший от нелегкого пути.
— Братья,— прохрипел он со степени,— На Волге нас перенял князь Михаил. Иных перетопили там же. Мне удалось бежать.
— А Радомир где?
— Не знаю. Може, утоп, а може, в полоне у Михаила. Кто-то нас предал.
— Кто? — кричали из толпы.— Кто предал?
— Откуда мне знать.
— Я знаю кто,— неожиданно крикнули в толпе,— Я знаю.
— Давай на степень,— загудел народ.
На степень взобрался Митяй и почти заверещал:
— Это мой господин, Данила Писарь. Он пишет грамоты Михаилу и посылал меня всякий раз. На этот раз я отказался, так он послал с каким-то купцом. Это он! Это он предал посольство наше. Больше некому.