Ханский ярлык
Шрифт:
На ночь, когда гуляй-город останавливался и начинали загораться огни костров, быков выпрягали и гнали пастись, кормиться. Самое удивительное, что быки из одной упряжки старались и пастись вместе. И все равно Стюрка посылала пастухом то Иванца, то Романца, пристращивая:
— Украдут быков, вас запрягу.
Юрий Данилович без нужды старался не вылезать из кибитки, помня совет Алчедая: не высовываться. Но ночами, выходя из убежища, с тоской смотрел на полуночную звезду, вспоминал Москву:
«Как-то там Борис с Афанасием
Вспоминался и супротивник Москвы: «Наверняка Афонь-ку турнул из Новгорода. Это и дураку ясно. Ну, ничего, Михаил Ярославич, ворочусь домой, я тебе за все... Тьфу! Тьфу! Чего это я? Сглажу же. Тут, того гляди, самому удавку накинут, а я о Твери. Не нужна она мне вовсе. Тьфу, тьфу!»
Так начиналась для князя Юрия Даниловича долгая, почти двухгодичная жизнь среди татар. Кочевал с Ордой на юг до самых Кавказских гор, уходя от зимы. С наступлением весны отправлялся на север, где начинали зеленеть степи, главная приманка для Орды и ее бесчисленных стад и отар.
Подружился со многими татарами, хотя и являли они свое дружелюбие не бескорыстно. Особенно сошлись они с неким Кавгадыем, у которого Юрий не раз бывал в гостях, выпил с ним не одну чашу кумыса и вина, сделанного из проса.
Однажды пригласил Кавгадый князя на охоту. Они отъехали в степь далеко от стойбища в сопровождении нескольких слуг татарина. И долго не могли обнаружить никакой дичи. Словно оправдываясь, Кавгадый говорил:
— Где прошли стада, там не скоро дичь явится.
— Да от скрипа наших телег,— согласился, усмехаясь, Юрий,— не то что дичь, а черти разбегутся.
Вдруг со стороны стойбища явилась группа всадников, которая поскакала в степь. Князь обратил внимание на высокие шапки всадников, над которыми, сгибаясь от встречного ветра, мельтешили перья. Такие шапки он видел на женщинах, оттого удивился:
— Никак, женщины скачут?
— Они самые,— отвечал Кавгадый.— У нас женщины стараются ни в чем не уступать мужчинам. Иная столь искусна в скачке, что с ней не всякий воин состязаться захочет.
— И куда ж это они?
— Скорее просто прогуляться.
— Насколько я понял, татарской женщине некогда прогуливаться,— засмеялся Юрий.
— Это простым, а у ханш время и на прогулки остается.
— Так это ханша?
— Кто его знает. Может, жена какого-нибудь темника. Сейчас узнаем.
Кавгадый повернул коня в сторону всадниц. Те, заметив приближение верховых мужчин, не стали отворачивать, а, остановив коней, стояли, поджидая их.
Еще подъезжая, Кавгадый громко приветствовал всадницу, стоявшую впереди:
— О-о, пресветлая Кончака, счастлив зреть твое лицо.— И негромко молвил Юрию: — Это сестра хана Узбека.
Князь тоже сделал поклон в сторону знатной всадницы,
— Что вы здесь делаете? — спросила Кончака.
— Охотимся, несравненная,— отвечал Кавгадый.
— Какая же охота возле становища? — удивилась девушка, вскинув дугой черные брови.
— Ты права, Кончака,— согласился Кавгадый.— Даже суслика не встретили.
— Я не задерживаю вас,— молвила знатная девушка, одарив Юрия белозубой улыбкой. И, повернувшись к спутницам, скомандовала: — За мной!
И, хлестнув плетью игреневого коня, помчалась в степь.
Посмотрев вслед всадницам, Кавгадый спросил Юрия Даниловича:
— Ну как?
— Чего? — не понял князь.
— Как наша царевна?
— Прекрасная девушка.
Велев спутникам отстать, Кавгадый негромко сказал Юрию:
— Проси ее в жены, князь, и будешь спасен.
— Как? — удивился Юрий такой простой и такой великолепной мысли.— А разве...
— А почему бы и нет,— засмеялся Кавгадый.
— Но Узбек, но хан... позволит ли?
— Господи, что он, не желает счастья своей сестре? Ты ведь не раб и даже не уздень, ты князь, Юрий. Князь! Вы с ней ровня по положению. Ты представляешь, что будет, если ты породнишься с Узбеком?
— Да-а,— закрутил головой князь, словно от наваждения.
— Перед тобой все твои враги будут на цыпочках ходить. Михаила в бараний рог свернешь,— льстил Кавгадый будущему зятю хана.
Юрий Данилович все еще не мог прийти в себя от такой головокружительной мысли приятеля. Нет, он не колебался. Какие там колебания могли быть в его положении? Он, два года болтающийся в Орде на положении не то осужденного гостя, не то обычного пленника, не смел и помыслить о породнении с ханом.
— А что, если я попрошу у Узбека ее в жены, а он скажет: удавите его?
— Да ты что? Где это видано, чтоб жениха убивали? Хочешь, я замолвлю за тебя словцо хану?
— Замолвь, Кавгадый, замолвь,— схватил его за руку Юрий.— Век тебе благодарен буду.
Вечером Кавгадый докладывал Узбеку, что встреча князя и Кончаки состоялась.
— Ну как он?
— Он от нее без ума.
— Хых. Еще бы. Девчонка в самом соку, как степной тюльпан распустилась. Я еще давеча спросил: как ей показался русский князь? Очень, говорит, красивый. Значит, понравился.
— Одно плохо, он боится просить ее у тебя.
— Боится? — удивился Узбек.— Какой же он мужчина?
— Сам посуди, светлейший, два года он у тебя не то пленник, не то осужденный. Небось забоишься. Он меня просил закинуть тебе словцо за него. Как мне ему ответить?