Ханты, или Звезда Утренней Зари
Шрифт:
Он помолчал, подымил трубкой. Потом припомнился тот год, когда появилась Пирни на свет:
— Может, и время виновато, — в раздумье проговорил Демьян. — Ты в тяжелое время родилась. Ты в тяжелый год родилась. В тот год, когда твой старший брат, Бежавший Озером, погиб. Вот тоже олень был. Всем оленям олень!.. В тот год и Пеструха была особенно плоха. Я все думал, выживет или не выживет. Много думал. Жалко ее было. А брат твой, Бежавший Озером, погиб. Прежде времени погиб…
Теперь надолго замолчал Демьян. Видно, размышлял о судьбе Бежавшего Озером. В его памяти до мельчайших подробностей сохранилась
И припомнилась Демьяну та весна, когда родился Бежавший Озером…
8
На южной окраине бора, на солнцепеке, где появились первые проталины, Демьян увидел махонького ушастого олененка. Прикрыв огромные лиловые глаза, подставив солнцу коротенькую мордочку, он покойно дремал. Благодатные лучи весеннего светила, согревая, укрепляли хилое тельце дитя оленихи Пеструхи. Она стояла возле своего сына и недоверчиво, высоко подняв голову, смотрела на хозяина. Демьян понял ее тревогу и, немного потоптавшись, еще раз глянув на олененка, отступил в кусты — нечего их беспокоить — и направился в сторону дома.
Он шел по весеннему гулкому утру, и на душе было радостно и светло. И свет, и радость сегодня ему доставляло все. И щедрое солнце, и то, что Пеструха рано отелилась: до тяжкого времени комаров и паутов ее сын окрепнет — и тогда ему легче выжить. И то, что Пеструха такая заботливая и чистоплотная мать — вон как старательно вылизала свое дитя, вон как тревожится за него. Ни на шаг не отходит. Да и нрава она хорошего. Доверяет человеку, доверяет своему хозяину, хотя и боязно ей, наверное, за малыша.
Сегодня оленей домой он не пригнал, чтобы не беспокоить отелившуюся важенку. Если захотят — сами придут.
В избушке он отряхнул снег с кисов, снял малую малицу. Жена Анисья поставила ему маленький столик с затраком, налила чай. И только выпив первое блюдце, Демьян сообщил новость:
— Ну, жена, Пеструха положила.
— Да ну! — удивилась Анисья. — Так рано! Ведь только первые проталины появились!
— Сам не ожидал. Думал, в Весеннее Селение успеем перекаслать.
— Я тоже так думала.
— А теперь придется немного повременить. Пусть олененок малость окрепнет.
— Какого пола — мужского или женского?
— Близко не подходил. Пеструха сердилась. По-моему, все-таки мужского пола, — ответил Демьян. — По-моему, сын.
— Значит, у Пеструхи сын, — проговорила Анисья. — Ладно, сильный олень тоже нужен.
Оба понимали, что в малооленном хозяйстве больше нужны важенки. Они приплод дадут. Да что теперь поделаешь — рады любому прибавлению в стаде.
Тут, услышав разговор про Пеструху
— У Пеструхи сын? Какое имя дали ему? Какое имя?!
— Имя?! — переспросил Демьян и, взглянув на сына и жену, предложил:
— Ну, так придумайте имя! Как без имени? Без имени нельзя…
— Хорошее имя ему нужно дать, — согласилась Анисья. — Чтобы хорошо ему жилось!
Сын Юван перебрал все оленьи имена. Но ни одно из них не подошло для олененка. Как тут подберешь, коль не знаешь характер и повадки того, для кого предназначалось имя. Так ничего и не придумали. Просто называли его Пеструхи сын или Олененочек.
К вечеру Демьян снова навестил Пеструху с олененком. Тот уже поднялся на ноги и, забавно задрав коротенький хвостик, сосал молоко. Мать ласково облизывала его, приглаживала шерстинку к шерстинке.
На третий или четвертый день Пеструха привела своего малыша к избушке. Малыш оказался очень любопытным: тыкался мордочкой в нарты, в бревенчатую стену сенок, в висевшие на корале мешки и ременную упряжь, лез к добродушному псу Харко в деревянное корыто с остатками рыбьих костей и ухи, молотил копытцем по металлическому тазику. Словом, знакомился с домом, с хозяйством, познавал мир. Юван, словно завороженный, следил за каждым шагом олененка и все бормотал:
— Во что делает!.. Во что делает!..
Его восхищению не было предела.
Вышла на улицу и Анисья. Олененок ей тоже понравился, и она сказала мужу:
— Слови! Что смотришь…
— Да, с ним поздороваться нужно… — согласился Демьян.
И он без аркана, подкравшись из-за Пеструхи, за ножку поймал олененка. Тот хоркнул, рванулся, но Демьян уже перехватил за шею и туловище. Первым подбежал Юван, поцеловал олененка в мордочку, потом погладил по короткой шерстке, прикоснулся к уху и шее, затем потрогал крохотное копытце. После подошла Анисья, улыбнулась, чмокнула его, провела рукой по теплому боку, пожелала нараспев:
— Рас-ти боль-шой!..
Анисья выразительно посмотрела на мужа. И Демьян, немного потоптавшись, наклонился к мордочке олененка и исполнил обряд приветствия.
— Ну, здравствуй! — сказал он и тоже чмокнул олененка в нос. — Хорошо расти!
И он выпустил красношерстного малыша. Тот вскочил, отбежал к матери, отряхнулся. Видно, не очень-то по нраву ему человеческие руки — шерстку помяли.
Вскоре Пеструха повела свое дитя на теплую окраину бора, на проталины, где ягель не нужно выкапывать из-под снега, где в воздухе смолисто-хвойный дух сосен, где на взгорке дремлет щедрое солнышко.
Хорошо на солнцепеке родного бора, куда первой приходит весна!
Проводив взглядом оленей, Анисья сказала:
— Вот Микуль-то обрадуется, когда из школы приедет!
— А скоро он приедет? — спросил Юван, скучавший по старшему брату.
— Скоро, скоро. Вот река откроется, переедем в Весеннее Селение, и папа поедет в поселок за Микулем, — говорила Анисья. — На летние каникулы его отпустят. Тебе веселее будет, Айи!
О Весеннем Селении и Демьян теперь часто задумывался.
На другой день, поутру, он внимательно поглядел на восходящее солнце, на чистое ясное небо, на неподвижные вершины боровых сосен и сказал: