Хаосовершенство
Шрифт:
Которая достигла цели, породив грандиозный скандал.
Все началось с того, что несколько активистов «Остановим Ад!» попытались преодолеть периметр. Глупость, конечно, несусветная – даже первую, самую слабую линию обороны без специальной подготовки не пройти: два ряда колючей проволоки, вышки с автоматическими пулеметами, множество видеокамер и минные поля делали ее неприступной для таких «диверсантов». Вот и закончилось ночное путешествие вполне предсказуемо: двоих сняли пулеметы, один подорвался на мине, четверых, что запутались в колючей проволоке, арестовали подоспевшие безы. Теоретически – обычная попытка
– Я думаю, нас прощупывают, – пробормотал пилот, который, как и все безы Станции, был в курсе происходящего. – Смотрят, на что мы способны.
– А я не думаю, – в тон ему ответил Слоновски, – я знаю.
И посмотрел на часы: пресс-конференция Прохорова должна была начаться с минуты на минуту.
– Для чего нужны настолько жестокие системы безопасности?
– Системы безопасности не могут быть жестокими. Или они есть, или их нет.
– Гибнут люди!
– Периметр Станции обнесен сотнями предупреждающих знаков, которые отлично видны и днем и ночью. Голосовые предупреждения повторяются каждые пятнадцать минут. И все знают, что мы не шутим.
– Вот именно – не шутите! Вы что, на войне?
– Станция – предприятие повышенной опасности. Мы защищаем ее от террористов.
Аккредитацию на участие в пресс-конференции получили полсотни журналистов и целый ряд либеральных «представителей общественности», «искренне возмущенных очередной трагедией». Настроены они были совсем не дружелюбно, однако комендант Станции, Алексей Прохоров, держался уверенно. Он знал, что прав, и старался успокоить собравшихся, опираясь на логику. К сожалению, именно логика интересовала оппонентов Прохорова меньше всего.
– То есть активисты «Остановим Ад!» правы – Станция опасна?
– А разве атомные электростанции не опасны? – удивился комендант. – Любое нарушение технологического процесса способно привести к серьезной катастрофе, и мы не имеем права рисковать.
– Не отклоняйтесь от сути, господин Прохоров! Мы не слышали, чтобы охрана атомных станций открывала огонь по невинным людям.
– Попробуйте прорваться к реактору.
– Но ведь юноши из «Остановим Ад!» не приближались к Главному Энергоблоку! – с пафосом заявил Дюк, сопредседатель правозащитной организации «Свободный дом человечества». – Несчастные дети всего лишь выражали протест! Хотели быть услышанными! А в них начали стрелять!
– Запретная зона четко очерчена, освещена и снабжена предупреждающими знаками, – продолжил гнуть свою линию Прохоров. – За последний год мы предотвратили восемнадцать диверсий на территории Станции и двенадцать диверсий на ведущей к строительству железнодорожной ветке. Хочу напомнить, что два года назад из-за диверсий погибли…
– Вот именно – погибли! Несчастные дети взорвались на мине! На мине!! В мирное время!
Разошедшийся Дюк окончательно взял на себя роль главного оппонента Прохорова, и пресс-конференция плавно превращалась в перепалку. Довольные журналисты торопливо снимали происходящее и шептали в диктофоны комментарии.
– Мины расположены внутри запретной
– А для кого же они предназначены?
– Для нарушителей.
Правозащитник пристально посмотрел на Прохорова и, выставив указательный палец, провозгласил:
– Вы – фашист!
– Территория Станции попадает под юрисдикцию Положения об Анклавах. Мы имеем право предпринимать любые меры безопасности для защиты… – скучно начал Прохоров, однако через мгновение опомнился: – Как вы меня назвали?
– Вы пытаете людей!
– Еще одно слово, и я обвиню вас в клевете.
– Не посмеете!
– И в оскорблении офицера СБА.
– Почему вы скрываете происходящее на Станции от общественности? – брызнул слюной Дюк. – Почему возвели вокруг нее настоящую крепость, на подступах к которой гибнут молодые, полные сил ребята?
– А для чего они идут внутрь?
Но кто будет слушать неудобные вопросы, когда творится такое «варварство»?
– Вчера ночью на противопехотной мине подорвался Альфред Хасс, юный идеалист, студент Венской консерватории, очень одаренный и талантливый мальчик, – громко, но очень проникновенно произнес Дюк, обращаясь к репортерам. – Он приехал сюда, чтобы выразить свое беспокойство, свою гражданскую позицию. Он был настоящим человеком. Он подошел к Станции и взорвался на мине. Но он еще жил! Он истекал кровью, лежа на сырой земле, без помощи и поддержки. Он кричал. Он плакал. Но безы господина Прохорова не торопились. Безы господина Прохорова дождались, когда Альфред Хасс умрет, и только после этого забрали тело. Не это ли пример дикой бесчеловечности? Не это ли фашизм? У нас на связи безутешные родители Альфреда…
Мишенька не удержался и посмотрел на Мертвого. Тот кивнул, и Щеглов выключил коммуникатор.
– Надо отметить, что Алексей держится хорошо, – скупо заметил Кауфман. – Он, конечно, не дипломат, но из себя начал выходить не сразу.
– Мы и не могли назначить комендантом дипломата, – едва заметно улыбнулся Мишенька.
– Да уж… – Мертвый потер переносицу. – Нельзя не отметить, что наши милые враги сделали неожиданный ход.
– Движение стало большой проблемой.
– И отличным рычагом давления.
– И не только давления.
Кауфман посмотрел на своего верного помощника, помолчал и кивнул.
– Я тоже думаю, что они отправят на штурм безоружных кретинов.
Молодых дурачков, которые сдохнут, чтобы взрослые дяди в высоких кабинетах использовали их смерть для смещения неугодного директора московского СБА и его команды. Безы Станции подготовлены отлично, они будут стрелять по молодняку. А если не станут, если дрогнут перед безоружными, стрелять будет внутренняя безопасность – ребята Слоновски посвящены, они знают, ЧТО защищают, и понимают, насколько важна их миссия.
– С другой стороны, штурм – это хорошо, – продолжил рассуждения Кауфман. – Я больше чем уверен, что выступление «Остановим Ад!» подтолкнет остальных игроков к активным действиям.
– Вопрос в том, чтобы штурм начался вовремя, – уловил Мишенька.
– Что и должно стать твоей главной задачей, – резко закончил Мертвый. – Ускоряй работы на Станции, поднимай агентуру, делай все, что считаешь нужным, но добейся того, чтобы кровь полилась именно тогда, когда мы будем готовы. Не раньше.