Хаосовершенство
Шрифт:
– Знаешь, когда Заказчик определял условия контракта, он заложил смету, за которую я не должна была выходить, – негромко произнесла Агата, глядя Кристиану в глаза. – Но сегодня утром я получила сообщение, что лимит повышается в два раза. Полагаю, таким образом Заказчик выражает свое удовольствие.
– Я стараюсь, – пробормотал фотограф.
– А смета с самого начала была запредельной, – закончила женщина. И подняла бокал с вином. – За твой талант, Крис.
Они сидели за столиком небольшого кафе на набережной. На корпоративной территории, где никого не смущало ни отсутствие хиджаба на голове Агаты,
Кристиан украдкой посмотрел на женщину. Умная, деловая, красивая, восхитительна в постели. Фотограф не стесняясь признавался себе, что очарован Агатой, но червячок сомнений все-таки был – он не понимал, как эта женщина относится к нему. Очередной контракт? Обязанность? Что таится за восхитительным фасадом? Каким он ей видится?
И ведь не спросишь…
– Мой талант едва меня не погубил.
– Но ты смог прорваться.
– Только благодаря Жозе. – Кристиан взял крупную виноградину, повертел ее в пальцах, после чего отправил в рот, наполнив его сладкой мякотью. – Да и Жозе не всесилен. Если бы не Заказчик, мне пришлось бы обслуживать верхолазов.
Агата знала об этом, но одно дело знать, и совсем другое – услышать от самого человека. Услышать горькую правду. Услышать слова, которые не каждый произнесет.
– Я никогда не понимала увлеченных людей, – тихо сказала женщина. – Не таких, как ты, нашедших свое призвание гениев, а всех этих собирателей и коллекционеров. Неспособные на самостоятельное творчество, они тянутся к чужому искусству, готовы платить миллионы за возможность таращиться на картины, гравюры и статуи.
– И фотографии, – добавил Кристиан.
– Я не понимала, – продолжила женщина. – Но когда увидела… нет, скорее, когда я почувствовала твои работы, стала свидетельницей того, как ты их создаешь, как бродишь по улицам, отрешенный, полностью растворенный в том, что тебя окружает, я вдруг подумала, что наш Заказчик, возможно, понимает, как ты творишь. У него нет твоего таланта, но есть желание увидеть мир таким, каким его видишь ты. Есть желание стать сопричастным. И поэтому Заказчик готов платить бешеные деньги за то, чтобы ты работал только на него.
– Спасибо.
– Я не льстила.
– Я понял. – Кристиан помолчал, после чего легко поинтересовался: – Ты знаешь Заказчика?
Вопрос вызвал ироничную улыбку.
– Жозе попросил разведать?
– Гм… – Кристиан чуть покраснел. – Давно… И я ему не обещал. Просто вырвалось.
– Жозе раза три подкатывал ко мне, надеясь разузнать хоть что-нибудь о нашем благодетеле.
– О нашем? – От фотографа не ускользнул знак равенства.
Женщина откинула голову назад.
– Думаешь, я дочь верхолаза?
– Не думаю.
– И правильно. – Агата отвернулась, покусала дужку солнцезащитных очков, однако почему-то продолжила: – Два месяца назад я сидела в еще большем дерьме, чем ты, Крис. У тебя была надежда вернуться наверх, а мое время прошло. Мне много лет, Крис, а в том бизнесе, которым я занималась, ценится свежесть. Поделки хороших пластиков всегда будут поделками хороших пластиков, не более.
Жозе
– Контракт, который предложил Заказчик, – мой шанс на пенсию, на очень хорошую пенсию, – хрипло произнесла Агата. – Поэтому я буду делать все, что он прикажет. – Еще одна пауза. – Я понятия не имею, кто Заказчик, Крис, меня нанял его поверенный, и с тех пор вся связь идет исключительно через коммуникатор. Но одно я знаю точно: он превосходно разбирается в людях. Я буду стараться изо всех сил. – Агата улыбнулась. – Так же, как ты.
Кристиан машинально погладил «шиву», что ему подарили при подписании контракта. ShIV-99 – лучшая в мире камера, мечта любого фотографа, доступная лишь самым успешным из них. Камера и комплект высококлассной оптики к ней стоили небольшое состояние, и этот подарок обрадовал Кристиана гораздо больше, чем обещанные деньги. С этим аппаратом он мог творить чудеса.
«Шива»… Интересно, Агате хватило только денег, или Заказчик добавил к ним что-нибудь столь же «душевное». Наверное, добавил, не зря же она сказала, что он превосходно разбирается в людях.
«Мы попали на крючок опытного рыбака».
Ну и ладно!
Кристиан накрыл ладонью руку женщины и, глядя в большие голубые глаза, произнес:
– Когда я подошел к тебе, там, в Эдинбурге, ну… в первый раз…
– Я поняла, о чем ты, – едва заметно кивнула Агата.
– Я подошел, потому что ты мне понравилась. Именно ты. Ты сама. Мне нравится, как ты говоришь, нравится, как себя ведешь, как ты улыбаешься. Я восхищаюсь тобой и едва набрался смелости… подойти.
Она не отвела взгляд, не улыбнулась, не засмеялась. Смотрела не отрываясь, а когда поняла, что Кристиан говорит искренне, прошептала:
– Когда я пришла в вашу помойку, я показалась тебе принцессой или феей.
Однако голос Агаты не соответствовал ироничному смыслу слов, а в уголках глаз – фотограф мог бы поклясться! – что-то блеснуло.
– Кто обвинит меня в том, что я влюбился в принцессу? – проникновенно прошептал в ответ Крис. – Или в фею?
«Никто не говорил, что „синдин“ безвреден. Никто не говорил, что „синдин“ безвреден. Никто не говорил…»
Эту нехитрую фразу Пума повторяла, как мантру, все последние недели. Она не давала Еве сойти с ума, поддаться сомнениям и натворить глупостей. Она и задача, которую поставил перед девушкой Сорок Два: разгромить Мутабор, растоптать тварей, придумавших убивающий ее наркотик, отомстить. Они виноваты в произошедшем, они и только они. Сорок Два же просто не мог сказать ей правду, потому что любит. В этом Пума не сомневалась – пророк любит ее, вот и пытается защитить. В конце концов, эта чертова несовместимость с «синдином» могла возникнуть не у нее, а у него. Он мог кашлять, но даже в этом случае продолжил бы делать свое дело. И она продолжит. А возникающие сомнения в искренности Сорок Два Ева подавляла мантрой.