Характер и невроз
Шрифт:
«С самого раннего детства я чувствовал себя жертвой мощного давления, и это давление осуществлялось моей бабушкой. Она была ярко выраженным энеатипом VIII, а я был ее любимцем, я был старшим из внуков и как бы являлся наследником всей истории ее жизни».
В других случаях причиной возникновения бунтарства является тиранический отец энеатипа VI, что составляет подходящий фон для личности, которая не только склонна к бунтарству, но и усвоила ту истину, что для выживания следует прибегать к запугиванию окружающих.
Хотя в общем можно считать, что энеатип VIII, подобно энеатипу V, пессимистически оставляет всякие поиски любви вследствие своих циничных сомнений относительно добрых намерений других людей и тенденции воспринимать положительные чувства как сентиментальные, можно говорить, как и в случае других характеров, о подмене первоначальной потребности в любви. Точно так же, как у энеатипа I, поиск любви становится стремлением заслужить уважение окружающих, и для представителей этого типа
6. Экзистенциальная психодинамика
Экстремальное развитие способности действовать, поставленной на службу выживанию в опасном мире, где никому нельзя доверять, возможно, и есть та фундаментальная модель поведения, избрав которую, индивид энеатипа VIII теряет возможность полностью раскрыть свои человеческие качества. Для дальнейшего выяснения его экзистенциальной интерпретации нам нужно понять тот порочный круг, в результате которого имеющая место обскурация поддерживает вожделение, но и вожделение в своем неодолимом стремлении овладеть всем осязаемым влечет за собой обеднение способности чувствовать и утонченности, что приводит к утрате целостности личности и, таким образом, к утрате бытия. В своем нетерпеливом стремлении к удовольствиям вожделеющий тип как бы сдвигается к излишне конкретному пониманию своей цели как удовольствия, бегству, триумфу над окружающими и т.д.
– только для того, чтобы обнаружить в конечном счете, что это вечное стремление, заменящее ему бытие, оставляет его неудовлетворенным и по- прежнему устремляющимся к интенсивности ощущений.
Рассматриваемую ситуацию можно объяснить с помощью парадигмы насильника - экстраполяции подхода к жизни вожделеющего хищника. Он оставил всякую надежду на то, чтобы стать кому-то необходимым, не говоря уже о любви. Он принимает за само собой разумеющееся тот факт, что сможет получить только то, что возьмет сам. Если он будет заботиться о том, что чувствуют другие люди, он никогда не преуспеет в этом качестве берущего. Как стать победителем - ясно: нужно поставить стремление к победе на первый план, точно так же, как для того, чтобы удовлетворить свои потребности, надо забыть о другом. Однако как бы лишенный других людей мир наиболее антисоциального энеатипа VIII не менее далек от живой действительности, чем мир шизоидного энеатипа V. Точно так же, как шизоидному типу, психопату не хватает осознания человеческих ценностей и способности ощущать утрату человеческих связей, хотя внешне он кажется контактным, увлеченным и полным сильных чувств.
Парадигма насильника может послужить для обсуждения сходства с садистским типом и в том, что этот тип не знает, к чему он стремится. Конкретность желания, которое является излишне чувственным (интерес к сексуальным удовольствиям здесь не сочетается с интересом к человеческим отношениям) - это образ (имидж), через который мы можем понять, как конкретизация здорового стремления к человеческому общению, далекая от ориентации на реальность ситуации (как «реалистические» фаллически-нарцистические претензии), ведет к очевидной утрате психологической реальности. Такая ситуация приводит к сексуализации ориентированной на вожделение личности как результат подавления, отрицания и трансформации потребности в любви.
Как бы все это ни скрывалось за внешней экспансивной живостью, жизнерадостностью и обольстительным обаянием, именно утрата человеческих отношений и отрицание потребности в любви приводят к потере цельности личности и чувства бытия.
Следовательно, энеатип VIII стремится ощущать удовольствия и обладать властью, дающей возможность получать эти удовольствия, однако из-за чрезмерности усилий, затрачиваемых на приобретение этой власти, он теряет способность воспринимать - а ведь способность воспринимать является основой познания бытия. Упрямо стремясь получать удовлетворение там, где можно представить себе хотя бы какое-то подобие удовлетворения, он напоминает Насреддина, который ищет потерянный им у дома ключ на рынке. Углубляя недостаточность своего бытия, он лишь питает свое основанное на вожделении стремление к триумфу, равно как и другие замены бытия.
Глава 5
Ненасытность, обман и «нарцистическая личность»
Энеатип VII [125]
1.
В христианском мире ненасытность (gluttony) входит в число семи смертных грехов, тем не менее ее обычное понимание как чревоугодия, обжорства скорее свидетельствует о том, что в сравнении с другими это далеко не самый тяжкий грех. Ее не причисляли бы, однако, к основным греховным склонностям, если бы в первоначальном значении термина gluttony не имелось бы, как и в случае со скупостью и похотью, некоего дополнительного смыслового оттенка. И если понимать чревоугодие более широко - в смысле страсти к наслаждению, то можно с уверенностью сказать, что мы в данном случае имеем дело с тяжким грехом, поскольку подразумевается уклонение индивида от своей самоактуализации; гедонизм связывает душу (psyshe) и создает (вследствие беспорядка в ней) преграды на ее пути к высшему благу (Summura bonum), так что душа попадает в своего рода западню. Можно сказать, что склонность к наслаждению делает человека восприимчивым ко всякому соблазну, и в этом плане становится понятным утверждение Чосера в его «Рассказе священника»: «Тот, кто подвержен греху чревоугодия, не устоит ни перед каким другим грехом» [126].
Когда я впервые услышал от Ичазо о протоанализе, он развивал свои идеи относительно его на испанском языке и использовал для характеристики представителя энеатипа VII слово charlatan (исп. болтун) и соответственно для фиксации личности на основе указанной особенности - слово charlatanism. Это слово опять же следует понимать, не ограничиваясь рамками буквального смысла, потому что обжора, чревоугодник - это тот, кто манипулирует объектом с помощью своего интеллекта. Несколько позднее Ичасо характеризовал подобный тип личности выражением ego-plan, напоминающим нам о том, что charlatan - это, помимо всего прочего, и мечтатель, - и действительно, его шарлатанство можно истолковывать в том смысле, что он принимает (или выдает) мечты за действительность. Тем не менее, мне думается, что charlatan-;sm - более объемное и уместное в данном случае понятие, поскольку построение всевозможных планов не в меньшей степени характерно и для энеатипов I и III, тогда как charlatanism несет в себе и другие смыслы, которых там нет: такие как способность к экспрессии, умение убеждать и подчинять себе с помощью слов, искусно создавая в людях преувеличенное представление о своих познаниях. Представитель энеатипа VII не просто человек, постоянно строящий планы, он - интриган, для которого достижение своих целей с помощью хитростей стало второй натурой, - характер, увековеченный Лафонте- ном (который и сам был к этому предрасположен) в образе Лисы.
Ичазо определял ненасытность как «желание иметь больше»: я допускаю, что у моих ненасытных читателей могут возникнуть и более глубокие интерпретации. Мое впечатление, что, хотя такое описание в характерологическом отношении уместно, оно по существу имеет в виду ту ненасытность, которая является общим свойством как чревоугодников, так и физически крепких, дюжих людей. К тому же, хотя и верно, что иногда чревоугодники полагают, что, чем больше они получат, тем большее наслаждение испытают, не менее верно и то, что они - и это более для них характерно - являются не искателями того же самого в большем количестве, но искателями (в романтическом духе) отдаленного и причудливого, искателями разнообразия, приключений и неожиданностей.
На языке DSM-III совпадение психологических признаков, образующее седьмой тип на энеаграмме, получает наименование «нарцистического»; однако нам не следует забывать, что различные авторы уже пользовались этим термином для характеристики и других типов личности [127].
2. Предшественники в научной литературе о характере
Наиболее близок к нашему пониманию энеатипа VII Шнайдер, обрисовывая характер, который он называет «лабильным» [128]. Я думаю, что в классификации Шнайдера энеатип VII диагностировался бы, вероятно, как вариант hiperthymic, обычно именуемый «гипоманическим», или как лабильный. Последний вид личности предстает в его описании как «чувствительный, весьма подверженный влиянию внешнего мира, склонный к самоанализу. Чуждый депрессии, но время от времени оказывающийся во власти неумеренной печали или раздражения». Его отличительная особенность в нормальном психическом состоянии - «быстро пресыщаться и испытывать чувство скуки… Беспокойство заметно овладевает таким субъектом, особенно весной; порывистое стремление к разнообразию и новизне… Другим специфическим проявлением такого типа личности становится подчеркнутая любовь к кочевой жизни». Шнайдер цитирует также Стиве, которому принадлежит специальное исследование о дезертирстве: «В результате проведенных исследований обнаруживается, что за дезертирством скрываются самые разнообразные мотивы: это и страх наказания, и тоска по родным краям, в какой-то степени чисто социальная неприкаянность одинокого, находящая выход в бродяжничестве, отчасти романтическая любовь к приключениям и жажда новизны».