Характерник
Шрифт:
Глава 14
Шли мы не спеша, со скоростью обоза, вытянувшегося на три версты, с нами около двух тысяч православных рабов, освобожденных в Акмесджиде и Бахчисарае, еще тысячу мы отправили с обозом из Гезлева, дожидаются нас в Перекопе. Они идут пешим ходом, самых обессиленных, женщин и детей посадили на повозки, своим небыстрым шагом также сдерживают продвижение всей колонны. В степной части Крыма отбили несколько атак крупных татарских отрядов бейликов, местных князей, кружащих подле нашей колонны. У самых знатных есть свои армии, особым влиянием в ханстве
С таким татарским "эскортом" дошли до Перекопа, здесь соединились с оставшимися полками. С ними все в порядке, если не считать небольших потерь, понесенных в стычках с татарами, засевшими в других крепостях на валу - Арабат и Ени-Кале. Мы их не стали штурмовать, терять время, особых помех от них нет. Отдохнули в захваченной крепости, Ор-Капы, два дня, заметно увеличившихся составом направились к Днепру по известному нашим следопытам пути с озерцами, пока еще не высохшими. Ковыльная трава еще не пожухла, стелется по обе стороны от протоптанной дороги сплошным ковром. Отряды бейликов отстали после Перекопа, их сменили ногайские из улусов, кочующих в Дикой степи. Весь путь до Днепра они не давали нашему войску расслабиться, нападения следовали каждый день, казаки несли новые потери.
Вышли к Днепру выше Ислам-Кермена, здесь мы уже в родных местах, даже чувствуем от реки тепло родного дома, изменился настрой у казаков, напряжение трудного пути смягчилось, голоса повеселели, чаще раздавался смех, люди оттаивали. Да и татары отстали, здесь уже наша вотчина, пусть и степь рядом, найдем чем ответить, не побоимся погонять самых настырных степняков. Потихоньку, с частыми привалами, дошли по берегу до родной Сечи, переправились на остров. Как уже ответственный за свою сотню не мог бросить подчиненных и помчаться домой, дождался, пока мои казаки не устроятся в курени, побеспокоился о горячей пище, в хлопотах крутился до самого вечера. Только потом, с разрешения куренного атамана, давшего мне отпуск на неделю, помчался на Крепыше в хутор как ветер.
Уже на закате дня подлетел к воротам, соскакиваю на ходу, чуть ли не бегом захожу во двор, вижу почти всех своих родных, большую семью, у меня чувство, что они все мои самые близкие, и дети, и родители, и жены (поймал себя на мысли, что все молодицы прикипели к моей душе, я люблю их всех, отвечаю за них). Не стесняясь никого, обнимаю и целую каждого, а они жмутся ко мне, и дети, и взрослые. Всей гурьбой зашли в родительский дом, он больше нашего, расселись на лавках. Пока мои подруги готовили на стол, раздал детям заморские игрушки, я их набрал на всех, одарил родителей шелковыми одеждами, серебряной кухонной утварью. Тестю вручил увесистый мешок табака и набор курительных трубок из кости и черного дерева с причудливыми украшениями, он даже крякнул от удовольствия, завидев такую красоту.
После ужина одаривал молодиц, начиная с Кати, остальных по старшинству. Каждой преподнес платки и шали, халаты, шелковой материи, ожерелья и перстни из золота и драгоценных камней. Никого не обделил, все остались довольны, особенно вдовицы, такими подарками не баловали их даже мужья. Потом рассказал о походе, боях и сражениях на поле брани и в крепостях, удивил всех, даже Акима Никаноровича, известием, что перед самым походом кошевой назначил меня сотником несмотря на юные годы, поведал о своих деяниях на этом посту, отношениях с казаками и другими командирами. После такой новости у тестя и других домочадцев уважение ко мне стало заоблачным, не припоминают, что бы подобное когда-либо происходило в Сечи. Порадовались за меня, Аким Никанорович не преминул предсказать, что быть мне атаманом, Сирко пустого человека на важное место не поставит. На подобной радостной ноте завершили посиделки, разошлись
В эту ночь я почти не спал, не успел насладиться близостью со своей женой, как она, уже не таясь, уступила супружеское ложе своей сестре, за ней последовали Аксинья и Настя. Сам поразился своей выносливости, моих сил хватило на всех, покрыл каждую молодицу не по разу, а до полного их удовлетворения. Днем отсыпался, затем поигрался с малышами, ночью снова все повторилось, и так всю неделю моего отпуска. И не сказать, что у меня дошло до истощения сил, как опасался, напротив, организм мобилизовался, энергия из меня била ключом. Я уже измучил своих подруг своей ненасытной жаждой плотского наслаждения, Мария полувсерьез даже заметила, что четверых мне мало, что сил моих хватит еще на стольких. После, когда я вышел на службу, часть энергии ушла на воинские занятия и учения, ночи, которые я проводил дома, хватало на более спокойное удовлетворение нашей природы.
В начале сентября произошло событие, о котором я рассказывал кошевому из прежней истории, в наши руки попал посол от гетмана Дорошенко к крымскому хану ротмистр Иван Мазепа, будущий гетман и предатель России. Случилось так, что именно моя сотня задержала гетманского эмиссара, когда мы патрулировали в дальнем рейде вдоль левого берега у татарской крепости Ислам-Кермен. Мы первыми заметили группу из трех десятков всадников, выехавших из ворот крепости и направившихся в степь. Дал приказ своему помощнику, десятнику Василию Трегубову, взять полусотню, обойти татарский отряд и перекрыть ему путь, я же с оставшимися казаками буду скрытно следовать за ним, по сигналу передовой группы нападем с обеих сторон на неприятеля.
Через несколько верст нагнали татар, по крику выпи, условному знаку, наметом приблизились к врагу, дали залпы из кавалерийских пистолей, затем бросились в сабельный бой. Навстречу, на перехват противнику, уходящему от нашей атаки, выскочила группа Трегубова, враг оказался между нами, вынужден был вступить в ближний бой. Сказалось наше численное преимущество и внезапность нападения, да и во владении оружием казаки превосходили татар, через пять минут с неприятелем было покончено. В самом начале схватки, когда мы только сошлись в рубке с первыми из них, от неприятельской группы отделились трое всадников в казацкой одежде, галопом помчались в сторону от нас. Крикнул Трегубову покончить с оставшимся татарами, сам с десятком казаков бросился вдогонку беглецам.
Настигли их мы через две версты, обошли стороной и окружили троицу казаков, неизвестно каким образом оказавшимися в татарском отряде. Атаковать их не стали, они не оказали сопротивления, остановили коней. Подъехал к ним ближе, велел сдать оружие, они не медля сняли с плеч самопалы, бросили на землю, туда же отправились сабли. Учинил им короткий допрос, кто такие, откуда едут, что делали в татарском отряде. Отвечал на мои вопросы крепкий на вид казак лет тридцати, как только услышал его имя, на несколько секунд оторопел, передо мной историческая личность, сыгравшая роковую роль в судьбе запорожского воинства. После у меня появилось желание зарубить Мазепу, устранить сейчас будущую проблему, но одумался, самосуд недопустим, Сирко сам должен решить его судьбу.
Ведя пленных под конвоем, вернулись к месту схватки с татарским отрядом, собрали трофеи, коней, оставшихся без своих хозяев, всей сотней отправились в Сечь. Через три дня скорого марша доставили пленников к старшинам, предупредил войскового судью об особой их ценности, надо обязательно дождаться кошевого, сам же с сотней вернулся в курень, доложил о происшедшем в рейде куренному атаману. Сирко приехал в Сечь через две недели, вызвал меня к себе в канцелярию, похвалил за поимку ценного пленника, расспросил подробности задержания и отпустил. Сам остался с задумчивым видом, наверное, просчитывает все варианты с таким важным в будущем для Сечи и всего Запорожья деятелем, опять строит свои планы.