Характерник
Шрифт:
После небольшой паузы поведал внимательно слушавшим казакам свои уже высказанные Ромодановскому предложения с небольшими поправками, внесенными моими соратниками. После завершения своей пространной речи дал слово желающим высказаться. Мы заранее не оговаривали, кому и с чем выступать, но и без того нашлось кому выразить свое мнение, в большей мере в поддержку наших предложений. Но хватило и осторожных высказываний, выражающих сомнения в сохранении наших вольностей и прав, а также прямо обвиняющих меня и все сечевое руководство в нарушении исконного воинского духа. На подобные сомнения и попреки давали ответ старшины и атаманы, сами казаки, я тоже пояснил, что с потерей части вольностей придется смириться, государю не нужно самоуправное воинство,
Своим внутренним чутьем, видением оцениваю, что половина казаков согласилась с нашими доводами и мнением самых уважаемых товарищей, треть сомневается в выборе, остальные настроены решительно против. Переглянувшись со своими ближайшими соратниками и встретив их одобрение, завершаю прения:
– Братья, мои боевые товарищи, многие из вас выразили свое суждение с трудным для всех выбором. Теперь пришло время решать, принимаете ли предложение своих старшин и атаманов, пойдем ли мы на службу московскому государю?
Как и предполагал, половина казаков выразили одобрение, тут же спрашиваю, кто против, малая часть встала за такой приговор. Подвожу итог голосования:
– Казаки, большинство из вас выбрало новую судьбу казачества на службе Московскому государю, так и примем решение Рады. Давшим голос против придется смириться с волей своих товарищей или уйти из Сечи. Теперь мы со старшиной составим грамоту и отправим посольство в Москву к государю с ходатайством о приеме на регулярную службу. О дальнейшем состоянии дел и принятом государем решении оповестим вас непременно. От имени старшины благодарю товарищество и всех казаков за выраженное доверие. В добрый путь, братья-казаки!
Выполнив труднейшую задачу, в успешном разрешении которой до последнего момента у меня оставались сомнения, практически я шел ва-банк, рискуя потерять все, вместе с помощниками принялся писать грамоту и отбирать посольство. Возглавить ее решил сам, предстоят непростые переговоры в Москве, перепоручать кому-то столь важное предприятие не стал. Сразу после Рады отправил гонца в Москву к Ромодановскому, сам же с посольством из пяти видных казаков в сопровождение охраны выехал через две недели, оставив за себя Крыловского, избранного на круге еще в прошлом году по моему предложению войсковым судьей. Дорогу выбрал по тому же маршруту, как и восемь лет назад, когда я, совсем еще юный казак, в составе посольства ехал выручать Сирко из ссылки. Немало воды утекло с тех пор, многое поменялось и прежде всего со мной. Мог ли тогда вчерашний джура предполагать, что придет время и он сам возглавит буйное товарищество, поведет его к новой жизни?!
В пути мы особо не торопились, но и без излишней задержки. На день остановились в Полтаве, встретился с командиром полка здешних казаков, другими старшинами, закрепляя добрые взаимоотношения, как и в Сумах. На Черниговщине, в Рыльске и Севске, навещал местных воевод, оказывал им должное уважение и внимание, постарался снять начальную настороженность и предубеждение к запорожскому посольству. За минувшие годы неприязнь русских жителей в этих землях к казакам немного ослабла, смягчилась, но холодок еще остался, пришлось во встречах с местным руководством преодолевать его. Без хлопот, с дневными остановками, проехали Брянск и Калугу, во второй половине июня прибыли в Белокаменную, спустя месяц с небольшим после выезда из Сечи. Встали на постой в том же постоялом дворе, у Чертольских ворот рядом с Москвой-рекой, мне понравился этот тихий район с прошлого раза.
Утром отправился к Ромодановскому в его двор на Тверской, возле церкви Спаса Преображения, здесь не застал, пришлось ехать дальше, в хоромы на Дмитровке, подле Георгиевского монастыря, там и свиделся с важным боярином. Князь обрадовался моему приходу, это заметно мне и без слов по ауре приязни, обнял меня и усадил за стол, который дворовые слуги принялись спешно накрывать. После такого позднего завтрака
В этот же день вместе с Ромодановским навестил обоих бояр, завел с ними доверительное отношение, отчасти своим влиянием, а больше выработавшимися за последние годы обходительными манерами и умением вести разговоры с приятным собеседнику тоном и вниманием, да и ценные подарки, врученные с обхождением, тоже поспособствовали. У обоих вельмож получил заверения в полном содействию моему предприятию, закрепил их своим внушением особой важности этого дела, а после расстались как давние друзья. Через неделю получил от Ромодановского весточку, царь примет меня с посольством в Кремле в ближайшие дни. Мы уже подготовили к приему нужные сведения и бумаги, грамоту с постановлением Рады, наши предложения, конкретные цифры и выкладки, все разложено по полочкам.
Царь принимал в Грановитой палате, мы, как и послы других государств ожидали вызова в Святых сенях. Здесь все обставлено также, как и прежде, при царе Алексее Михайловиче, те же росписи стен и потолка сценами из Священного писания. Посчитал послов, набралось из двух десятков стран, когда придет наш черед не известно, подьячие дворцового приказа велели ожидать вызова. Прошло несколько часов ожидания, большая часть посольств покинула Кремль и только потом нас пригласили в Большую палату пред очи самодержца. После представления дьяком посольства и нашего низкого поклона царь, совсем еще юный, нет и двадцати лет, милостиво разрешил нам держать речь. Я высказал положенные церемонией приветствие и пожелания здравия, объявил о желании Сечи верно служить государю, передал через помощников дьяка грамоту от имени Рады.
Пока дьяк зачитывал царю нашу грамоту, внимательно следил за монархом и его ближним окружением. Рядом с восседающим на троне молодым правителем расположились его советники, знакомые мне Языков и Иванов, о чем-то говорящие на ухо своему сюзерену на его обращения. По сторонам стояли еще несколько бояр, среди них и Ромодановский, на мой взгляд он едва заметно кивнул головой, мол, все в порядке, не страшись. Мое внимание привлекли ясные и умные глаза на бледном, измученном болезнью лице самодержца, нескрываемый интерес к разбираемому делу. Насколько мне известно, юный царь, в 16 лет занявший престол, отличался редкой тягой к познанию, хорошим образованием, несмотря на свою физическую немощь пытался внести преобразования и реформы в государственном устройстве, устранении местничества, судебном производстве, налогообложении, в армии ввел "полки иноземного строя". Многие его начинания продолжил Петр I, немало бывших советников Федора плодотворно трудились с великим реформатором.
Приходит мысль вмешаться в ход истории с нынешним государем, после его смерти через два года пошла смута с престолонаследием, мятежами, стрелецким бунтом, хованщиной, а потом семилетнее правление сестры, Софьи Алексеевны, регента при малолетних царях Иване и Петре. Умная и честолюбивая Софья принесла стране какое-то успокоение, порядок, но и немало потерь и поражений, отказалась добровольно передать власть подросшим братьям, из-за этого поднялись новые волнения и бунты. Такое будущее русского государства, следовательно и моей Сечи, совсем не привлекает меня, решаюсь идти на крутой поворот нынешней истории. Слабым полем внушаю Федору приязненное и доверительное отношение к нам и нашему делу, к которому он уже склонялся, но все же посчитал не лишним, еще интерес к себе, желание пообщаться со мной наедине, без посторонних.