Характерник
Шрифт:
В поместье объехал свои владения, побывал в поселениях, впечатление от виденного совсем не радужное. Все делается по старинке, землю вспахивают все еще сохой, плугов помине нет, ремесла все ручные, с простейшими орудиями, коим не один век, придется многое здесь менять, перенимать достигнутое нами в своих хозяйствах. Но пока не до того, есть более важные заботы, чем заниматься своим поместьем. Единственно, дал указание тиуну, управляющему, отправить работных людей ко мне в Запорожье, будут учиться новому у наших мастеров и хуторян. В начале ноября наконец вернулся в Сечь, почти после полугодового отсутствия, побыл дома неделю, а затем проехался по родной земле, обеспокоился ходом ведения заданным помощникам дел. Что-то вызвало недовольство, но в основном работа велась как нужно, край растет и богатеет.
В
Первая продукция с нашего предприятия поступила в продажу в июне, ее реализация началась слабо, люди еще не разобрались с новинками, побаиваются их брать. Пошли на оригинальный для нынешнего времени маркетинговый ход - первые образцы бесплатно раздали лучшим мастерам и хуторянам, показали и научили пользоваться ими, повели рекламную кампанию в слободах, селах и хуторах, а дальше дело сдвинулось, уже осенью наши товары пошли нарасхват. В последующие годы на построенных еще нескольких заводах освоили серийное производство промышленного оборудования для мастерских и мануфактур, товаров общего назначения, от игрушек до швейных машинок. Запорожье постепенно стало промышленным центром на юге Русского государства, за нашей продукцией приезжали купцы со всех концов страны. Проявили интерес европейские коммерсанты, хотя у них тоже начался промышленный бум, особенно в Англии и Франции.
Тем временем весной этого, 1682 года, на присоединенных казацких землях начались волнения, вызванные непродуманными действиями русской администрации и гетмана Самойловича, их диктатом в насильственном введении новых порядков. Началось в Подолии, затем смута перешла на всю Правобережную часть Малороссии, дело дошло до боевых столкновений регулярных частей с казацкими отрядами. Оказались втянуты в братоубийственную войну запорожские полки, вначале они выполняли команды малороссийского руководства по блокировке мятежников, но после, когда им приказали стрелять в казаков, отказались выполнять преступный приказ. После первых вестей о происходящих событиях я немедленно выехал в Киев, встретился с Голицыным, выслушал его объяснение происходящим волнениям, дальнейших намерениях. Попросил наместника временно приостановить боевые действия, с трудом сумел убедить в таком шаге, пришлось даже применить свое влияние на его волю. Он уже закусил удила, горел желанием наказать непокорных казаков, выжечь их вольности.
Выехал в расположение своих полков в Подолии, в Каменец-Подольском созвал командиров, выслушал их гневные речи, после ознакомил с приказом Голицына, дал свои указания по последующим действиям. После отправился в Умань, здесь я назначил встречу всем казацким атаманам и старшине Правобережья через посланных к ним казаков моих полков. На сбор приехали большинство приглашенных со своими отрядами, не стал запираться в стенах местной канцелярии, объявил общую Раду на площади. Голицын и Самойлович в Умань не приехали, хотя я настоятельно просил их в этом, решил всю ответственность принять на себя, коль высшее руководство самоустранилось от разрешения конфликта. Вместе со своими командирами и прибывшими атаманами вышел в центр круга казацкого воинства, поднялся на подогнанную повозку, несколько секунд оглядывал площадь, полностью занятую многотысячным строем разгоряченных казаков.
Накладываю на круг успокаивающее поле, навожу доброжелательную и умиротворяющую атмосферу. Говорить с возбужденной и агрессивно настроенной аудиторией бесполезно, она просто не поймет доводов, не способна к разумным решениям. Через малое
– Братья-казаки! Недобрый час настал на нашей земле, брат идет на брата, казаки воюют с единым по духу русским народом. Не для того мы вместе били османов и посполитов, чтобы потом убивать друг друга. Довольно, нельзя более проливать братскую кровь! Сейчас наместник, слуга государев, объявил замирение, надо нам вместе решить, как жить сообща, в мире друг с другом. Что скажете, казаки, пойдете ли на мир или будете воевать до последнего, погибая самим и лишая крова своим семьям?
Среди казаков застыла тишина, потом кто-то с отчаянием выкрикнул:
– Воевать не можно, но и в неволе мы жить не хотим! Нас лишают права служить тому, кто нам милее, выбираем своих атаманов, а нам дают других. Идти на ворога нельзя, не тронь его! Нашу денежку считают, отдай государю! Землю, и ту отбирают, отдай пришлым! Все тянут с нас, скоро исподнее придется отдать!
Окружающие ответили гулом одобрения, еще один страдалец продолжил жалобу:
– Да что говорить о добре, когда даже веру у нас отбирают, лишают обрядов, требуют молиться по новому, грозят отлучением от церкви!
Список претензий продолжался еще не одним выступающим, казаки снова начали заводиться, пришлось повторить свое воздействие. После продолжил свое слово:
– Казаки, жалобы ваши понятны. В чем-то власть переборщила, с выбранными вами атаманами или верой, но и вам придется поступиться какими-то вольностями. Мы живем в новом мире, времена меняются, надо жить в согласии с другими, а не считаться только своим хотением. Смотрите на сечевое войско, у нас есть свои права, но и долг службы мы блюдем, стоим на страже мирных людей, а не против них. С тем же придется смириться и вам, найти мирное решение в своих требованиях. Сделаем так, мы с вашими атаманами, другими уважаемыми казаками сядем вместе, хорошенько обдумаем, а завтра здесь, на круге, обскажем свое предложение, а вам решать, принять его или нет, но войны более не должно быть, можно и нужно найти мирный выход. И еще, наказания за нынешнюю смуту ни на кого не будет, у нас с наместником такое оговорено условием замирения. Согласны, казаки, принять наше слово?
Чувствуется, что им самим стала в тягость эта безнадежная вражда, рады найти приемлемый выход, даже с облегчением дружно выкрикнули свое согласие. После мы с атаманами, еще несколькими казаками прошли в канцелярию местного воеводы, предоставившего нам помещение, до самого вечера составляли грамоту с челобитной мятежников, ожесточенно споря по каждому условию, мне не раз приходилось унимать страсти. На следующее утро вынесли свои предложения на Раду, большинством казаков приняли постановление, я пообещал лично взяться за его исполнение, как с наместником и гетманом, так и на самом верху, у царя. На этом сход казаков завершился, они разъехались по своим паланкам, дожидаться вестей от меня о принятом государством решении по их грамоте. После мне пришлось немало переговаривать с Голицыным и Самойловичем, прежде чем они дали согласие в части, зависящей от них. Вопросы сверх их компетенции обсуждал уже в Москве, куда отправился сразу после этих горячих событий, с Посольским приказом и самим царем.
Остановился в своем подворье, с прошлого года здесь провели небольшой ремонт, заменили старую мебель, в моем кабинете поставили большой письменный стол, стулья вместо лавок, шкаф для бумаг, книг и карт. Во дворе поставили новую баню с парной, печью-каменкой с дымоходом и чугунным котлом, прежнюю черную баню снесли, расширили конюшню, в прежней все наши кони не поместились. На все переустройства я оставил ключнику нужную сумму, сейчас он отчитался за них, все сошлось, хотя и не уверен, что он не сжульничал, есть в нем какое-то лукавство. Менять старшего слугу не стал, достаточно проворен и распорядителен, да и остальную прислугу держит в своих крепких руках. Сразу после приезда заехал в Кремль, в дворцовом приказе оставил челобитную о встрече с государем, мне, как ближнику, пообещали устроить прием в ближайшие дни. После побывал в Посольском приказе, обсудил с Ларионом Ивановым проблемы с Правобережным казачеством, в целом пришли к приемлемому решению.