Харама
Шрифт:
— О, любовь! — засмеялся Тито, щелкнув пальцами. — Этим еще ничего не сказано! Про какую любовь? Любовь бывает разная.
— Про какую хочешь. Лишь бы это волновало.
— Да не умею я рассказывать романтические истории, откуда взять? Для этого купи себе какой-нибудь роман.
— Ну да! Сыта я романами, дорогой. Хватит с меня романов, начиталась! Кроме того, при чем тут книги? Я хочу, чтобы ты здесь, сейчас рассказал какой-нибудь увлекательный случай.
Тито сидел, прислонившись спиной к дереву, он посмотрел
— Значит, хочешь, чтобы я рассказал то, о чем не пишут в романах? — сказал он. — Чего же ты от меня хочешь? Чтобы у меня было больше фантазии, чем у тех, кто пишет романы? Тогда я мог бы не стоять за прилавком. Вот это шуточки!
— Ну просто чтоб ты поговорил, какая разница про что, можешь и не рассказывать ничего. В книгах пишут одно и то же, если разобраться, не очень-то свои мозги утруждают, то Она у них блондинка, а Он — брюнет, то Она — брюнетка, а Он — блондин, почти никакого разнообразия…
Тито рассмеялся:
— А про рыжих ничего? Рыжих никогда не описывают?
— Какой ты чудак! Ну что это будет за роман, если Он — рыжий, какой ужас! Вот если Она — рыжая, это еще ничего.
— Прекрасный цвет волос, — снова засмеялся Тито. — Как морковочка!
— Ладно, хватит тебе смеяться, перестань. Послушай, хочешь послушать?
— А чем тебе не нравится мой смех?
Лусита встала, села рядом с Тито, сказала ему:
— Да нет, не то, просто посмеялся — и хватит, теперь про другое. Я не хотела прерывать тебя, а надоело про это. Давай говорить о другом.
— О чем?
— Не знаю, о чем-нибудь другом, Тито, говори все, что в голову придет, о чем хочешь. Послушай, дай мне тоже к дереву прислониться. Нет, нет, не отодвигайся, мы поместимся, поместимся оба. Мне только маленький кусочек.
Она прислонилась к дереву слева от Тито, плечом к плечу.
— Так тебе хорошо? — спросил он.
— Да, Тито, очень хорошо. Мне показалось, что, когда лежу, голова больше кружится. А так много лучше. — И она похлопала его по руке. — Привет!
Тито повернул голову!
— Что случилось?
— Я тебя приветствую… Я тут.
— Вижу.
— Слушай, Тито, ты мне ничего не рассказал, даже не верится, ну что ты за человек! Не мог рассказать какую-нибудь историю, чтобы я послушала, как ты рассказываешь. Я люблю, когда мне рассказывают, рассказывают… Вы, мужчины, всегда рассказываете очень длинные истории, я даже завидую, как хорошо вы рассказываете. Но не тебе, нет. А может тебе. Потому что уверена — ты умеешь рассказывать потрясающие истории, когда захочешь. По голосу заметно.
— Да ты что?
— Такой у тебя голос. Таким голосом рассказывают длинные истории. У тебя очень красивый голос. Даже если б ты говорил по-китайски и я тебя не понимала, мне ужасно хотелось бы слушать, как ты рассказываешь.
— Как ты странно говоришь, Лусита, — взглянул он на нее с улыбкой.
— Странно? Ну ладно, пусть будет так. Я тоже сегодня вечером странная и вокруг меня все странное, так что мне наплевать, как я говорю, каждый говорит, что может, верно? Может, я лишнего наговорила! Но когда в голове такая карусель…
— Да нет, все очень хорошо, ты сегодня такая остроумная, просто чудо.
— Сегодня? Да, понятно, полууспех, симпатия на время. А пройдет — и кончено. Вот выдохнется вино, и все вернется на свои места, никаких иллюзий. Ой, как кружится голова! Видно, карусель снова закрутилась. Стоит о голове вспомнить… Какой ужас, как она кружится, все поплыло перед глазами!..
— Очень кружится? — Тито придвинулся к ней боком и притянул к себе, обняв за плечи. — Иди поближе, прислонись ко мне.
— Нет, нет, оставь меня, Тито, пройдет, сейчас пройдет, не беспокойся, это как волна, приходит и уходит, приходит и уходит…
— Да ты прислонись, не мне это нужно, давай.
— Оставь, мне и так хорошо, само пройдет, зачем ты настаиваешь? Мне и так хорошо!..
Она обхватила голову руками. Тито сказал:
— Я это говорю для тебя же, Лусита, что ты всполошилась? Ну, прошла голова? — Он положил ей руку на затылок и играл ее волосами. — Лучше? Может, намочить платок в реке? Это помогает, пойти?
Лусита отрицательно покачала головой.
— Ну ладно, как хочешь. Тебе лучше?
Она ничего не ответила, повернула голову и, прижавшись щекой к руке, которая ласкала ее, стала тереться, как кошка, а потом скользнула вверх по руке и уткнулась носом и шею Тито. Прильнула к его груди, обхватила руками шею, и ему не оставалось ничего другого, как поцеловать ее.
— Я нахалка, правда, Тито? Ну скажи, что я нахалка, скажи.
— Меня об этом не проси.
— А ты зачем завлекал? Говорил — прислонись ко мне, скажи еще раз, ну вот, теперь видишь? Разве ты не знал, какая я сегодня? Ну вот я тут, я к тебе прислонилась, а видишь, что получилось?.. Иначе чем бы ты для меня был? Вот, давай еще раз.
Они снова поцеловались, а потом Лусита вдруг резко оттолкнула его, упершись ему в грудь руками, и бросилась на землю. Она зарыдала.
— Ну, Лусита, что с тобой? Что тебе взбрело в голову?
Она закрыла лицо руками. Тито наклонился к ней, взял за локоть, пытаясь заставить убрать руки с лица.
— Оставь меня, оставь меня, уходи.
— Да скажи, что с тобой такое, Лусита, что случилось? Что вдруг стряслось?
— Оставь меня, ты не виноват, ты ничего плохого мне не сделал, это я… это я во всем виновата, это я все устроила, себя выставила на посмешище, на посмешище…
В голосе ее были слезы и злость.
— Но я не понимаю, Лусита, какое там посмешище? Куда ты клонишь?