Харама
Шрифт:
— Это верно, она так бы и сделала, — согласился алькарриец.
Пастух засмеялся:
— Вот страх-то! Река оставила свое русло и гонится за тобой, извиваясь, как змея. Вы испугались бы, сеньор Лусио?
— Я слишком черствый стал. Она меня тут же выплюнула бы.
— Как знать, может, жесткий петух как раз ей по вкусу, — сказал алькарриец и зевнул.
В наступившей тишине Кармело взял свой стакан и отхлебнул. Лусио сделал знак Маурисио, чтобы тот наполнил стаканы.
— Каждый раз вы запаздываете, — сказал
— Не надо, Маурисио, не наливайте мне больше, — отказался тот. — От таких дел и пить-то охота пропадает.
— Как хотите, — сказал Маурисио, убирая бутылку.
— От каких дел? — спросил Макарио.
Мужчина в белых туфлях посмотрел ему в глаза.
— Вот от таких, — и кивнул в сторону двери. — От этих самых.
— А, понятно.
— Глупо, конечно, но на меня это действует, — пояснил он, как бы извиняясь, — когда такое случается рядом с тобой, хоть ты и не имеешь к этому никакого отношения. Эту девушку я даже не видел, но вот прошли мимо меня ее товарищи — и этого достаточно, чтобы настроение у меня испортилось до утра. Что-то вроде дурного привкуса во рту, что ли, не знаю даже, как объяснить.
— Я понимаю, — сказал Макарио. — Это зависит от того, насколько ты впечатлительный. Одни больше — другие меньше. Есть такие, которые любят поглазеть на раненых или погибших в автомобильной катастрофе, а другие — наоборот, видеть такое не могут, вот вроде вас.
— Ведь каждый день читаешь в газетах о разных происшествиях со всеми подробностями — и хоть бы что, — продолжал мужчина в белых туфлях. — А вот когда сам соприкоснешься хоть… самую малость, мимоходом, как я сегодня, и уже ты под впечатлением, и дрожь пробирает, от которой никто тебя не избавит. Это вроде дурного знака, вот именно — вроде дурного знака.
— Да, да, я представляю себе, — сказал Макарио, уже не слушая собеседника.
— Например, сегодня я не смогу ужинать, вот до чего подействовало, — сказал напоследок мужчина в белых туфлях. — Испорчен ужин.
Следователя он увидел среди танцующих. Его русая голова возвышалась над всеми. Играли самбу. Следователь тоже заметил его и ткнул себя пальцем в грудь, как бы спрашивая: «Меня ищете?» Секретарь суда кивнул. Следователь, остановившись, извинился перед своей дамой:
— Прости, Аурорита, вон я вижу секретаря, пойду спрошу в чем дело.
— Ради бога, Анхель, не надо извиняться. Долг — прежде всего. — И она сдержанно улыбнулась.
— Спасибо, Аурора.
Он отошел, обходя танцующие пары, и остановился у кадки с пышной пальмой, где стоял секретарь. Тот сказал:
— Можно было и не спешить так, закончить хотя бы танец.
— Да уж все равно. Ну что?
— Позвонили из Сан-Фернандо, утонула девушка.
— Ну надо же! — поморщился следователь. — А кто звонил?
— Патруль.
Следователь
— Хорошо. Вы взяли машину?
— Да, сеньор, она ждет. Машина Висенте.
— Черт возьми! Это ж черепаха.
— Другой не было. По воскресеньям, сами знаете, и такси не сыщешь, тем более сегодня, в первый день охоты на перепелов.
— Ладно, я пойду скажу, что уезжаю. Подождите минуту.
Пересек зал и подошел к столику:
— Мне очень жаль, друзья, но я должен вас покинуть.
Взял со стеклянной столешницы блестящую зажигалку и пачку сигарет «Филипс».
— А что случилось? — спросила девушка, с которой он танцевал.
— Утонул человек.
— В реке?
— Да, но не в Энаресе, не здесь, а в Хараме, в Сан-Фернандо.
— И ты, конечно, должен ехать туда немедленно?
Следователь кивнул. На нем был темный костюм и гвоздика в петлице.
— Что за дурной вкус тонуть в такой час, да еще в воскресенье, — сказал один из сидевших за столиком. — Сочувствую тебе.
— Он сам выбрал себе такую профессию.
— Так что до завтра, — сказал следователь.
— Подожди, у тебя тут еще есть. Допей, — предложил мужчина в очках, протягивая ему высокий бокал, в котором плавал ломтик лимона.
Следователь взял бокал и выпил до дна. Оркестр умолк. К столику подошли девушка в голубом платье и молодой человек в светлом костюме.
— Анхель уходит, — сказали им.
— Да? А почему?
— Его призывает долг.
— Вот досада, очень жаль.
— Мне тоже, — сказал следователь. — Счастливо повеселиться.
— До свидания, Анхелито.
— Всего хорошего. — Помахал им рукой, повернулся и пошел через танцевальную площадку к секретарю. — Я готов, — сказал он, не останавливаясь.
Секретарь направился за ним по широкому с лепным потолком коридору в вестибюль. Старый швейцар в ливрее с галунами и золочеными пуговицами отложил сигарету, завидев их, и устало поднялся со своего плетеного кресла.
— Доброй ночи, сеньор следователь, всего вам наилучшего, — сказал он, открывая стеклянную дверь с матовыми буквами.
За их спиной снова заиграла музыка. Следователь на мгновение оглянулся.
— До завтра, Ортега, — сказал он швейцару и вышел на улицу.
У тротуара стояла темно-коричневая «балилья». Шофер без пиджака прислонился к крылу. Поздоровавшись со следователем, открыл им дверцу. Прежде чем сесть, следователь задержался и посмотрел на ночное небо. Потом, согнув свое длинное тело, он сел в машину. За ним влез секретарь, и шофер захлопнул дверцу. Справа они увидели лицо швейцара, который глядел на них через стеклянную дверь с огромными матовыми буквами: «Казино де Алькала». Шофер обошел машину сзади и сел за руль. Он не сразу тронул с места, а сначала прогрел мотор. Потом плавно отпустил сцепление, и машина двинулась вперед.