Харбинский экспресс

Орлов Андрей Юрьевич

— А не случалось ли вам бывать в воздушных отрядах? — спросил Павел Романович, повинуясь мгновенному наитию.

— Воздушных? — переспросил поручик. — Бывать приходилось, а вот летать — нет.

— А как по-вашему, «Ньюпор» будет понадежнее «Сопвича»?

— Я не специалист, — мрачно ответил поручик. — Это вам лучше у баговцев справиться. А вы для чего спрашиваете? — Адъютант с некоторым подозрением оглядел незнакомого статского.

— У баговцев? — переспросил Павел Романович. — А ведь верно. По возвращении в

Харбин непременно вашим советом воспользуюсь. Как их найти?

Поручик промолчал. Ясно — не станет отвечать, пока не получит разрешения заданный им самим вопрос.

И Павел Романович вежливо сказал:

— Нам с ротмистром довелось недавно побродить по тайге, и…

— Это я слышал, — невежливо перебил поручик.

— …и в ту пору неизвестный пилот «Сопвича» оказал нам, гм, некоторую услугу. Хотелось поблагодарить.

— Понятно, — поручик снова потер глаза. — Значит, поблагодарить. Боюсь, это будет непросто, потому что «Сопвичи» у адмирала только еще ожидаются. А пока — «Ньюпоры» да несколько «Снайпов».

Сказал — и откланялся.

— Лихо вы дознание провели, — сказал ротмистр, когда за поручиком закрылась дверь. — Будто специально учились. А все же с баговцами поговорите, когда в Харбин воротимся. Это мой вам совет. Глядишь, найдете эту Гекату.

— Непременно, если только разъясните, кто эти господа.

Агранцев удивленно посмотрел на него.

— БАГ — боевая авиагруппа. В составе войск, подчиненных ныне адмиралу Колчаку. Правда, касательно боевой способности — скорее одно название. Пока настоящей воздушной силы у Александра Васильевича нет. То, что имеется, пригодно для разведки и связи. Впрочем, союзники обещали поставить несколько новых машин. Если сдержат слово, выйдет иной коленкор. Нужно будет расширить аэродромную сеть, наладить снабжение, подготовить ремонтную часть. Да обучение пилотов организовать. И получится воздушный флот, способный изрядно помочь наземным войскам.

Павел Романович заметил, что ротмистр говорит со знанием дела и немалым воодушевлением.

— А вы сами не хотели б попробовать себя в роли аэронавта? — спросил он.

— Не только хотел, но и пробовал, — сказал Агранцев. — Приходилось, представьте себе, взмывать над грешной землей. Летал с прапорщиком Казакевичем (это был оч-чень известный пилот!), в качестве наблюдателя. Даже уроки пилотирования брал у него. Да только настоящей учебы не получилось: наш прапорщик погиб под Ляояном.

— Сбили?

— Двигатель отказал. — Агранцев покачал головой. — И вот что я вам скажу: имеется у меня мечта. Заветная греза. Хочу перемахнуть на аэроплане в Америку. Но не через Берингов пролив на Аляску — тут хотя и подвиг своего рода, но калибр все же не тот. У меня план дерзновенней — через Атлантику пролететь. Представляете? Над океаном! Стартовать, скажем, во Франции, на побережье, а приземлиться уже в Американских Штатах.

—

И что, есть такие аэропланы, что могут столько часов продержаться в воздухе? — спросил Павел Романович.

— В том то и дело, что нет. Но будут! Уверен, непременно появятся… Впрочем, у нас с вами пока совсем иные заботы.

Павел Романович, которого рассказ ротмистра тоже увлек, хотел было спросить подробнее, но тут состав дернулся. Впереди загудел паровоз, и поезд принялся замедлять ход.

В купе без стука вошел есаул — не вошел, ворвался! — и воскликнул с порога:

— Господа! У меня телефонограмма-молния! Навстречу нам от Цицикара пущен брандер!

— Кем? — спросил Павел Романович.

— Боже мой! Кем! Да большевикам и пущен, кем же еще!

И, видя озадаченное лицо Дохтурова, пояснил:

— Брандер — это паровоз с прицепленным вагоном, набитым взрывчаткой. Боюсь, конец «Справедливому».

На это Павел Романович не знал что сказать. Он оглянулся на ротмистра, но тот как раз отвернулся к окну — словно ничего и не слышал.

Вербицкий шагнул в купе, снял кожаный картуз, решительно пригладил волосы и водрузил обратно свой головной убор.

— У меня такой проект, — сказал он. — Даю приказ остановить бронепоезд. Из концевой башни открываю огонь по брандеру. Подобьем — значит, спасены. Нет — ну, ничего не попишешь. Судьба.

Услышав эти слова, ротмистр круто повернулся.

— Своею судьбой вы, конечно, вправе распоряжаться, — сказал он. — Но как же в таком случае Цицикар? И золото атамана?

Вербицкий развел руками.

Агранцев посмотрел на него, хмыкнул.

— Сколько человек у вас в базе? — спросил он.

— Около сотни. Из них половина — команда броневой части.

— Лошади имеются?

— Имеются.

— Позвольте планшет, — попросил ротмистр.

Взял карту, изучал ее несколько минут, потом поднял голову:

— Вот что. Бронепоезд остановить. Снять два пулемета со станков. Комендоров с обслугой в боевую часть, к орудиям, а всех свободных — на коней, и верхами идти к Цицикару. В три часа дойдем. Большевики нас не ждут, вокзал можно взять с ходу. Там закрепиться и ждать литерный. С пулеметами продержимся, определенно.

Вербицкий задумался. В этот момент в купе появился четвертый — давешний адъютант в пенсне.

По глазам было ясно — разговор он слышал.

— Это хороший план, — одобрил адъютант. — Поддерживаю.

Вербицкий посмотрел на него, нахмурился.

— Нет, — сказал он. — Дробить и без того небольшую команду я не позволю.

— Как хотите, — ротмистр пожал плечами, — вы командир, вам решать.

— Да, решать мне. — Вербицкий оглядел присутствующих — словно ждал, не будет ли возражений.

Павел Романович подумал мельком, что кто-то, похоже, сильно поторопился, назначив молодого есаула командиром бронепоезда.