Харизма [СИ]
Шрифт:
Только друзья рассказывают вам страшные истории о себе, от которых у вас несварение и изжога. Друзья и клиенты.
Итак, если отбросить все, скажем, тревожные детали, кого я видела перед собой? Брюнет, высокий, широкоплечий, приятное, но лишенное выразительности лицо - он может запросто слиться с толпой. Идя по улице, вы скользнете по Багаме взглядом, подумаете что-то вроде 'о, хорошенький', но уже спустя секунду-другую забудете, как выглядел Тот Парень. Надеюсь, это не лишено смысла.
На Багаме была черная кожаная куртка, джинсы и демисезонные замшевые ботинки.
Разумеется, Багама был привлекательным молодым человеком. Это не мешало ему убивать за деньги, а потом приходить ко мне, ложиться на софу, вытягивая ноги в пятисотых 'Левайсах' и грязных ботинках, и рыдать.
Мне везет с клиентурой. Что да, то да.
Я поняла, что слишком откровенно таращусь на него, и поспешила сказать:
– Надеюсь, я не обидела вас.
– Разумеется, нет, госпожа Реньи.
– Пожалуйста, просто Харизма.
– Как скажете, - Багама отхлебнул кофе и облизнул нижнюю губу, - Харизма.
В кармане куртки завибрировал мобильник. Я взглянула на мигающий экран. Кристина.
Остаться и поговорить при Багаме? Или отойти? Я взвесила все 'за' и 'против', и решила отойти. Я не говорю по мобильнику в присутствии тех, кому не готова проиграть в домино. Кажется, слова соседа Анатолия.
– Прошу прощения, - сказала я. Ножки стула с противным звуком скрипнули по плиточному полу.
– Нужно ответить.
– Без проблем.
– Держа чашку, Багама оттопыривал мизинец. Пошлое пижонство. Его рот представлял собой перевернутую радугу. 'Нет, - подумала я, - с проблемами, и все сосредоточились в твоем мизинце'. А затем с мрачностью человека, который только что выставился дураком перед самим же собой, я признала: последнее обстоятельство, скорее, больше подходит мне, чем ему.
Я вышла из кафе. Стеклянные, мраморные, металлические поверхности делового центра Зеро тут же надвинулись со всех сторон, словно великаны на сходке к своему уступающему в габаритах приятелю. Сверкающий калейдоскоп вывесок. Небо было одним сплошным мазком ляпис-лазури. По широкому тротуару дрейфовали люди. Кто-то окидывал меня взглядом, кто-то и в ус не дул, влекомый себе дальше метафизическим ветром деловитости.
Неон витрин выцвел в солнечном свете, словно электрическая ткань. Птичьи купальни, эмалированные серебряные пепельницы, подстаканники, лакированные шкатулки с росписью, латунные самовары, - все это кинематографически взблескивало в витрине антикварного магазина; там даже патефон был. Черный лимузин пронесся по дороге, набитый то ли взросло выглядящими школьниками, то ли хорошо сохранившимися старшекурсниками.
– Самый безопасный ответ на все твои вопросы и предложения - нет, так что нет. Привет, Крис.
Близняшка открыла огонь следующей фразой:
– Где тебя черти носят, можно поинтересоваться?
– Я тоже рада тебя слышать, сестренка.
– Харизма, уже начало одиннадцатого, а ты обещала сводить
Проклятие.
Я выжала из голоса всю возможную беспечность:
– Не забыла. Буду через пять минут.
– Я поцарапаю твою машину.
– Окей, через полчаса.
Она шумно дышала в трубку, от чего трещал динамик. Это у нас семейное, - шумно дышать в приступах злости.
– Имей в виду, за нами с Антоном скоро заедут. Барбекю в честь заключенной сделки. Когда к двум часам пополудни концентрация зануд достигнет критической массы, солнце погаснет, и небо станет черным, как выжженная земля.
– Голос стал глуше - близняшка закрыла ладонью динамик и сказала не трубку: - Нет-нет, дорогой, это я не о твоих коллегах.
– Я буквально видела, как Крис закатывает подведенные аккуратными стрелками глаза.
– Харизма, мне проще подружиться с собаками и уйти в горы, чем торчать на этом барбекю. Я весь день только и буду думать, хорошо ли я выгляжу, умру ли от скуки. Разрываться между тем, чтобы посмотреть на свое отражение в посеребренной, отполированной до зеркального блеска чайной ложке и утопится в чаше с пуншем, понимаешь?
Это у нас тоже семейное - мы обе не жалуем фарфоровых воротничков.
– Я буду молиться за спасение твоей души, - хмыкнула я.
– Харизма, - сказала сестра, и все раздражение вмиг испарилось из ее голоса, - на днях я звонила маме. Мы болтали, а потом она вдруг спросила, кто я такая и почему звоню ей. Харизма, о ней там заботятся, правда?
– Это должно было быть утверждением, но прозвучало вопросом.
Мама.
Мы не знали своего отца, он бросил нас, когда нам с близняшкой не исполнилось и годика. Мама никогда не кормила нас байками вроде 'ваш папа - моряк'; она выбрала иной путь - игнорирование. На викторине в категории 'Мой папочка' я бы не ответила ни на один вопрос.
Когда не стало бабули, мама осталась без поддержки. Мать-одиночка, работающая на двух работах, воспитывающая двух дочерей. Мама лезла из кожи вон, чтобы мы с близняшкой ни в чем не нуждались. Потом она постарела и... заболела. Такое бывает.
Мы боялись, что она что-то сделает с собой. Нечаянно, конечно. Забудет, как пользоваться духовкой, сунет туда голову и угорит.
Боялись потерять ее, хотя давно уже потеряли.
Просто так случилось, что однажды она ушла на работу, вернее, на одну из работ, но так и не объявилась там в тот день - забыла, где работает, куда шла, кто она. Бродила по улицам, пока ее не подобрали.
За всю мамину заботу мы отплатили ей тем, что позволили ее забрать в психоневрологический интернат; я лично подписывала все документы.
Мне больно говорить об этом. Еще больнее - когда родная мама не узнает тебя.
Я сказала Кристине: да, заботятся, да, у мамы все хорошо. Частичная правда, частичная ложь.
– Крис, слушай, полчаса и я у вас. Честное пионерское. Скажи Соне, что тетя Харизма уже едет.
– Но ты еще не едешь. Работа?
Я коснулась ссадины над бровью, поморщилась.