Харун Ар-Рашид
Шрифт:
Ничто в известных нам западных текстах не позволяет выйти за пределы этой интерпретации. Халиф предоставил западному императору «власть» над самой гробницей, и ни над чем другим. Распространялась ли эта власть на все строение, то есть на Храм Гроба Господня? Каковы бы ни были политические интересы Харуна, когда он удовлетворил пожелания Карла, очень сомнительно, что он мог выйти за пределы ограниченных, даже символических уступок. Как нам известно, Харун был чрезвычайно предан своей религии. Именно она, послужив предлогом для гонений на Омейядов, в какой-то степени оправдывала тот факт, что его династия встала во главе мусульманского государства и общины верующих. Власть религиозного вождя была абсолютной, но подчинялась требованию строгого соблюдения исламских норм, причем в эпоху первых Аббасидов это было заметнее, чем в какое-либо другое время. Следовательно, отдавать правителю неверных здание, в котором находится гробница его Бога, пусть и пустая, было опасно. Помимо всего прочего, это значило дать Алидам возможность воспользоваться этим прегрешением против веры. Харун, чья боязливость и тревожность часто имела под собой веские основания, был не тем человеком, чтобы взять на себя подобный риск. Что касается «протектората» над Палестиной,
Таким образом, «дарение» гробницы Христа, которое невозможно оспорить, несмотря на отсутствие каких-либо арабских текстов на эту тему, представляло собой, главным образом, символический жест. Однако в глазах Карла, как и большинства христиан, гробница Спасителя обладала немыслимой ценностью, и тот факт, что она стала «собственностью», пусть и фиктивной, Карла Великого, не мог не зажечь воображение мужчин и женщин, мечтавших поклониться ей в Иерусалиме. Авторитет Карла в результате стал еще выше и пережил века. Его имя окружили легенды. Помимо полностью вымышленных повествований монаха из Санкт-Галлена, мы можем прочитать о путешествии Карла Великого на Восток с торжественным входом в Иерусалим, о том, как Харун подарил ему Вифлеемские ясли и Гроб Господень, и о возвращении императора с мощами Св. Андрея. Поэма XII в. «Путешествие Карла Великого на Восток» повествует о подвигах императора и его армии паломников, изгоняющих язычников из священного города. Его превратили в первого крестоносца, и до конца Средних веков этому верил весь мир.
Помимо символического дарения Гроба Господня мусульманские власти, вероятно, предоставили Карлу Великому право «покровительствовать» религиозным учреждениям Иерусалима, то есть обустраивать, содержать и восстанавливать их, а также привлекать паломников и обслуживать их пребывание в Иерусалиме. В повествованиях того времени мы находим следы присутствия в святом городе семнадцати монахов франкского происхождения. На средства Карла, по-видимому, были построены гостиница, рынок и библиотека для паломников. Император приобрел в долине Иосафата виноградники и сады, а также, как гласит легенда, «Село крови», купленное Иудой на тридцать сребреников, добытых ценой предательства.
Благодаря этим отношениям Карл Великий мог также способствовать облегчению участи христиан, живших под властью мусульман. Харун умер в 809 г., и в империи почти на десять лет воцарился хаос, во время которого христиане переживали испытания, неизбежные для любых меньшинств в смутные времена [85] . Затем жизнь христиан вернулась в прежнее русло, и временами становилась безмятежной, а порой более трудной, в зависимости от местных условий и личности наместников и чиновников, имевших дело с народом. Из пожалований, предоставленных Карлу Харуном, сохранилось, в основном, то, что он построил и отреставрировал на свои средства, и, возможно, временное увеличение численности франкских монахов на Святой земле, а также предания и воспоминания, которые надолго пережили обоих великих императоров.
85
В 810 г. Карл Великий организовал сбор пожертвований на восстановление иерусалимских церквей, разоренных во время междоусобной войны.
Харун ар-Рашид умер в Хорасане меньше чем через два года после прибытия Абдаллаха и его спутников ко двору Карла Великого. Успел ли Абдаллах вернуться вовремя, чтобы поставить его в известность о своих отношениях с Карлом Великим, или же к моменту прибытия своего посла халиф уже покинул Ракку? Ни один арабский текст не упоминает об отношениях между Харуном и императором Запада. Смерть халифа с последующей междоусобной войной прервала обмен дипломатическими миссиями, а потрясения, прокатившиеся по империи Аббасидов, создали совершенно новую ситуацию. Наследники Харуна Амин и Мамун не проявляли никаких инициатив во внешней политике [86] , войны с Византией прекратилась, несмотря на поход, предпринятый Мамуном незадолго до своей смерти и потому оставшийся без продолжения. Карл Великий умер в 814 г.
86
Однако в 831 г. Мамун направил двух послов, мусульманина и христианина, к Людовику Благочестивому, сыну и наследнику Карла Великого. Их цель, вероятно, заключалась в том, чтобы выяснить намерения франкского короля в момент, когда халиф собирался начать очередную войну с Византией.
Переделывать историю всегда рискованно. Каковы были бы последствия описанных событий, если бы правление Харуна не оборвалось так внезапно и если бы ему удалось успешно осуществить захватнические планы против Византии, которые он так долго вынашивал? Можно предположить, что между двумя императорами были бы заключены официальные договоренности, и в этом случае мы могли бы говорить об «оси Ахен-Багдад». Но, согласившись с подобной версией, мы бы забыли обо всем, что разделяло этих двух людей и их империи как в пространстве, так и в мировоззрении. Нет, их сотрудничество, наверняка, не зашло бы так далеко. Не являясь «соперниками», они питали одинаковую ненависть к Кордовскому эмирату и одинаковое недоверие к Византии, что заставляло их взирать на «международное положение», по крайней мере, в средиземноморском регионе, с близких позиций. И тот, и другой, но особенно Харун, добивались ослабления византийской империи. Желал ли повелитель правоверных заодно исключить возможное, но нежелательное для него сотрудничество между империями франков и греков? Может быть, и так, хотя в тот исторический момент эта опасность вовсе не была очевидной. Точно так же Харун, несмотря на свою географическую удаленность, боялся новой мусульманской Испании, которая бурно и успешно развивалась. В первые годы IX в., когда во многих провинциях единство и сплоченность аббасидской империи оказались под угрозой, Харун знал, что второй великий император не был врагом, а значит, мог стать «другом». На этом, вероятно, и остановился бы процесс сближения этих двух людей и государств, не приведя их ни к дипломатическому союзу, ни к конкретным планам военных действий, но дав обоим уверенность
Молитвы, паломничество, пост и милостыня, наряду с исповедованием веры, составляют пять столпов мусульманской веры. К ним добавляется шестой, «не личный, а общественный долг» (а для того, кого Бог поставил во главе общины правоверных, — долг императорский) вести джихад, священную войну против неверных, чтобы расширить исламский мир и обратить побежденные народы или покорить их, присвоив им статус дзимми [87] . Аббасиды, пришедшие к власти «на гребне религиозной войны» и, в отличие от Омейядов, ставшие «посланниками Бога», а не «посланниками Пророка Божия», подчинялись этому обязательству.
87
Подданный немусульманского вероисповедания, принадлежащий к «религии Писания» и обязанный платить джизью.
Однако в конце VIII в. арабы достигли предела своих возможностей. Сасаниды навсегда сошли с исторической сцены. На востоке, несмотря на пропаганду, которая продолжалась несколько десятков лет на берегах Окса (Амударьи), Таласская битва, совпавшая с китайской экспансией в Центральную Азию, положила конец попыткам отделения Мавераннахра. Империи Дальнего Востока находились вне пределов досягаемости. Государство Каролингов было слишком удалено — расстояние от Гибралтара до берегов Луары составляет 1500 километров, — чтобы до него можно было добраться. Битва при Пуатье, которая для мусульманских историков навсегда осталась лишь разгромом «горстки солдат, совершавших набеги далеко за пределы самых дальних границ» [88] , не имела продолжения. Завоевывать ни на востоке, ни на западе было нечего, и не осталось народов, которым можно было бы проповедовать ислам.
88
В. Lewis, Les Arabes dans l'Histoire.
Оставались империя василевса и страстная мечта завоевать Константинополь. Она веками будоражила умы многих мусульманских императоров, а затем, когда один из них [89] , наконец, завладел им, — христианских королей и императоров, которые чуть ли не до наших дней мечтали о его возвращении. Если бы не греческий огонь [90] и Лев III Исавр, которому большую помощь оказали нападения булгар на арабов, поход Масламы, возможно, увенчался бы успехом. Эта экспедиция знаменовала собой высшую точку арабского наступления. Аббасиды находились на вершине своего могущества, и сначала Махди, а потом Харун ар-Рашид и его сын Мамун столкнулись с реорганизованными по территориальному принципу (фемы [91] ) сухопутными и морскими силами Византии, которые до какого-то момента неизменно доказывали свою боеспособность.
89
В 1453 г. тяжелая артиллерия Мехмеда II сломила оборону города, открыв бреши в городской стене.
90
Использование горючих жидкостей или смесей восходит к временам античности. Об этом упоминают Геродот, Фукидид и Тит Ливий. Аммиан Марцеллин говорит о стрелах с использованием горючих материалов. В составе таких «масел» участвовали смола, канифоль, негашеная известь, воск, сера и селитра. Персы пропитывали ими паклю, которую привязывали к своим стрелам. Особенный ужас внушало использование сырой нефти, поскольку для ее пламени не существовало преград. Арабы также применяли горючие жидкости, особенно во время похода в Индию в 779 г., и осады Гераклеи Харуном ар-Рашидом в 806 г. Название греческого огня происходит от имени грека Каллиника, принесшего это оружие из Сирии в Византию.
91
Согласно этой концепции территориальной обороны, которая восходила к 625 г., но применялась очень медленно, вся территория была разделена на военные округа, в каждом их которых производилась мобилизация местных жителей. Стратиг, получавший в подчинение все военные и гражданские власти, становился чуть ли не единоличным главой провинции. Семьи и земельные владения должны были обеспечивать военных продовольствием. В случае боевой тревоги мужчины являлись на сбор с оружием и верхом на коне, а самые бедные крестьяне приобретали экипировку за счет деревни. Эта система позволяла очень быстро обеспечить государство готовыми к бою войсками. Та же самая реформа была применена и к морским силам.
Для арабов раннего средневековья византийцы были единственными непосредственными соседями. Другие народы обитали на огромных расстояниях, в месяцах пути. Установление контактов с ними практически превращалось разведку; и то, что о них было известно, имело лишь отдаленную связь с реальностью. В соответствии с мусульманским законом, посещение страны неверных является предосудительным поступком, допустимым лишь с целью выкупа пленников. Торговля же не является достаточным основанием для подобного путешествия [92] . К неверным отправлялись лишь отважные путешественники и чаще всего стремительно обогащались. Остальные же пребывали в полном неведении относительно Азии, о Европе имели лишь самое смутное представление, а о ее географических очертаниях — вовсе никакого. Африка для них ограничивалась Магрибом и частью восточного побережья. Остальной мир был достоянием мифов.
92
Эта ограниченная концепция не замедлила претерпеть развитие, и юристам удалось примирить закон и необходимость, изобретя промежуточное состояние перемирия, позволявшее также и иноверцам посещать мусульманские земли в интересах торговли. Относительно торговли, см. главу VIII, стр. 282–290.