Хасидские предания

Бубер Мартин

бале одного-единственного человека, Шнеура Залмана, который

был того же возраста, что и равви Авраам. В предисловии к своей

книге, изданной после его смерти, равви Авраам отмечает тот

факт, что истинные учения Баал Шема и Великого Маггида "на

наших глазах потемнели и обросли материальной оболочкой" по

сравнению с твердостью высшего цадика, "который не может

сойти на низший уровень, чтобы возвести наверх свое поколе-

ние". И

в этом, и в других аспектах телесные нисхождения

ведущего цадика сделали невозможной передачу учения во всей

его чистоте. Таким образом, уже во втором поколении стал

очевиден проблематичный характер хасидского движения, осо-

бенно в его высших проявлениях.

Равви Пинхас из Кореца (Коржеч, ум. 1791) был вторым из

окружения Баал Шема, кто оказался в центре легендарной тради-

ции. Он не доводился Баал Шему учеником в строгом смысле

этого слова, поскольку, как рассказывают, всего дважды к нему

приезжал, последний раз - незадолго до смерти Баал Шема.

По-видимому, контакты равви Пинхаса с равви Израэлем

бен-Елиезером не повлекли за собой фундаментальных измене-

ний в его взглядах, но лишь утвердили и усилили их. Тем не

менее рассказы о равви Пинхасе необходимо должны быть вклю-

чены в число хасидских легенд. Хотя он и не относился к Баал

Шему как к своему учителю, но и он, и его школа сообщают

множество сведений о Баал Шеме и цитируют важные его выска-

зывания, которые отсутствуют в других источниках и которые

поэтому, вероятно, восходят к устной традиции. Одно из таких

изречений составляет основу собственного учения равви Пинхаса:

того, кто делает нам зло и ненавидит нас, мы должны "любить"

как можно "больше", чтобы возместить энергию любви, недоста-

ющую в том месте мира, которое занимает этот человек. Многие

другие из числа главных положений учения равви Пинхаса также

берут начало в словах Баал Шема. Чтобы лучше понять характер

взаимоотношений этих равви, нам следует вспомнить, что Баал

Шем - насколько это можно понять из различных источников

– испытывал подлинные родственные чувства к тем, у кого под

его влиянием возрастала собственная жизненная активность

и кто, вследствие этого, еще глубже проникал в его учение.

Наиболее теплые из этих чувств Баал Шем питал к равви Пин-

хасу, которому на момент смерти Баал Шема было тридцать два

года и которого он воспринимал скорее как своего ближайшего

соратника, нежели как ученика.

Равви Лейб бен-Сара, цадик, странствовавший по земле с ка-

кой-то

тайной целью, говорят, называл равви Пинхаса "мозгом

мира". Действительно, равви Пинхас был мудрецом в истинном

смысле этого слова. В период между Баал Шемом и его правну-

ком, равви Наманом из Брацлава, не было никого, равного равви

Пинхасу по силе и оригинальности учения, дерзновению и живо-

сти его выражения. То, что он говорил, часто исходило из

глубокого знания человеческой души и всегда было спонтанным

и исполненным большого сердечного участия. В отличие от Баал

Шема и Великого Маггида, об экстазах равви Пинхаса ничего не

сообщается. Действительно, он отказался от экстатических состо-

яний, а мистическое учение свел к правилу постоянного возрож-

дения с помощью погружения в ничто, то есть к доктрине умира-

ния и воскресения, которая тем не менее обеспечивает устой-

чивую жизнь в согласии со всеми существами на земле и во

взаимодействии с общиной своих последователей. Круг равви

Пинхаса не оказал большого влияния на внешний мир, но, как

таковой, он представляет собой уникальный и бесценный фено-

мен, ибо его члены выделялись благородством своей личной

веры, рассказами об учителе, лишенными каких-либо риторичес-

ких украшательств, порой полных незатейливого юмора, и своей

преданной готовностью исполнить все возложенные на них обя-

занности, даже ценой собственной жизни.

Равви Пинхаса невозможно отделить от его самого выда-

ющегося ученика равви Рафаэля Бершадского. Во всей истории

хасидизма, богатой плодотворными отношениями между учи-

телем и учеником, нет подобного примера столь чистой гармо-

нии, столь полной преемственности в служении. Читая и раз-

бирая дошедшие записи, мы с трудом понимали, что следует

относить к Пинхасу, а что - к Рафаэлю, хотя у последнего все же

есть ряд вполне самостоятельных изречений. Но гораздо важнее

самостоятельности здесь - это та преданность, с которой ученик

слил учение своего наставника со своей жизнью и даже - соглас-

но легендарной традиции - со своей смертью, тихо, но торжест-

венно запечатлевшей его приверженность заповеди всегда следо-

вать истине, за которую его учитель столько лет сражался.

Равви Иехиэль Михал, маггид из Злочова (ум. ок. 1786'),

сначала учившийся у Баал Шема, а после его смерти - у Велико-

го Маггида, был также уникальным человеком, не до конца