– Ты довольна, что приехала во Франкфурт? – расспрашивала Клара.
– Нет, но завтра я уже опять вернусь домой и привезу бабушке белых булочек! – заявила Хайди.
– Какая ты забавная! – воскликнула Клара. – Тебя же
специально привезли во Франкфурт, чтобы ты осталась у меня и брала со мной вместе уроки, и увидишь, как будет весело, потому что ты совсем не умеешь читать, это внесло бы в занятия что-то новенькое. А то мне бывает иной раз ужасно скучно, и утро тянется без конца. Видишь ли, каждое утро в десять часов является господин Кандидат – и начинаются уроки, и это длится до двух часов дня, это так долго! Господин Кандидат, бывает, поднесёт книгу прямо к глазам, как будто он вдруг стал совсем близоруким, а на самом деле он там за книгой зевает во весь рот, а фройляйн Роттенмайер тоже время от времени достаёт свой огромный носовой платок и закрывает им всё лицо – так, будто она крайне взволнована тем, что мы читаем; но я-то знаю, что она, прикрывшись платком, ужасно зевает, а мне от этого тоже сильно зевается, но мне приходится с этим бороться, потому что, если я зевну хоть раз, фройляйн Роттенмайер сейчас же притащит рыбий жир и скажет, что я опять слаба, а пить рыбий жир – страшнее этого нет ничего, и уж лучше я подавлю зевок. Но теперь будет гораздо интереснее, ведь я буду слушать, как ты учишься читать.
Хайди с большим сомнением покачала головой, услышав про обучение чтению.
– Нет-нет, Хайди, хочешь не хочешь, тебе придётся научиться читать, все люди должны
уметь читать, а господин Кандидат очень хороший, он никогда не сердится, и уж он тебе всё объяснит. Но видишь ли, в чём дело: когда он объясняет, ничего нельзя понять, тогда надо просто ждать и ничего не говорить, не то он начнёт объяснять ещё больше, и тогда понимаешь ещё меньше. Но потом, спустя время, когда ты уже чему-то выучишься и что-то знаешь, тогда становится понятно, что он хотел сказать.
Тут в комнату вернулась фройляйн Роттенмайер. Она так и не смогла вернуть Дету и была этим явно взволнована, ведь, собственно, не сумела ей сказать со всей определённостью, что ребёнок не такой, как договаривались. Теперь она не знала, как всё отменить, и волновалась тем больше оттого, что сама же всё и затеяла. Она побежала из учебной комнаты в столовую напротив, вернулась оттуда, но, тут же развернувшись, опять бросилась в столовую, напустившись там на Себастиана, который в это время задумчиво оглядывал накрытый стол, чтобы проверить, не упустил ли он чего.
– Отложите ваши великие мысли на завтра и сделайте наконец так, чтобы мы ещё сегодня смогли сесть за стол.
С этими словами фройляйн Роттенмайер пронеслась мимо Себастиана и стала звать Тинетту столь малоприветливым тоном, что горничная Тинетта присеменила ещё более мелкими шагами, чем обычно, и предстала перед ней с таким насмешливым лицом, что даже фройляйн Роттенмайер не отважилась на неё накинуться, и от этого волнение распирало её изнутри ещё больше.