АЛЬ-БЕКРИ, СПАНЬЯРД (XI век) — главный арабский хронист хазарской полемики
. Его текст опубликован только недавно (Kunik and Rosen, 44), с арабского его перевел Marquart (Osteurop"aische und ostasiatische Streifz"uge. Leipzig, 1903, 7–8). Кроме текста аль-Бекри сохранилось еще два сообщения о хазарской полемике, то есть о переходе хазар в другую веру, однако они неполные и из них не всегда ясно, касаются ли они обращения хазар в иудаизм, христианство или ислам. Это, если не принимать во внимание текста Иштак-хари, в котором в настоящее время отсутствует как раз та часть, которая касается хазарской полемики, сообщение Масуди Старшего, автора сочинения «Золотые луга», который считает, что хазары
отказались от своей веры во времена правления Гаруна аль-Рашида (786–809), когда в хазарском государстве оказалось много евреев, изгнанных из Византии и Халифата, причем встречены они были вполне гостеприимно. Вторым хронистом полемики был Ибн аль-Атир, но его свидетельство не сохранилось в оригинале, нам оно известно в передаче Димаски. И наконец, наиболее надежный и исчерпывающий источник — это хронист хазарской полемики аль-Бекри, который утверждает, что хазары после 731 года и войн с халифами получили от арабов вместе с миром
и ислам. Действительно, арабские хронисты Ибн Русте и Ибн Фадлан упоминают многих лиц в хазарском царстве, исповедовавших ислам. Они говорят и о «двойном королевстве», это, видимо, должно означать, что в определенный момент ислам в хазарском государстве имел такие же права, как и какое-то другое вероисповедание, — в частности, каган мог исповедовать веру Мухаммеда, а хазарский король — иудаизм. По свидетельству аль-Бекри, хазары потом перешли в христианство, а после полемики, имевшей место при кагане Сабриель-Обадии, в 763 году, приняли иудаизм, причем исламский представитель в историческом споре не участвовал ввиду того, что по пути к хазарам был отравлен.
Аль-Бекри считал (как полагает Даубманнус
), что самым важным и решающим моментом был тот, когда хазары в первый раз сменили веру и перешли в ислам. «Божественная книга» многослойна, писал он, и об этом свидетельствует первый имам, когда говорит: «Ни одно слово этой Книги, посланной через Ангелов, не сошло с небес иначе, как прямо к моему перу, и нет ни одного, которое я прежде не повторил бы вслух. А каждое слово он объяснил мне восемь раз: буквальное значение и духовный смысл; смысл строки, меняющей смысл предыдущей, и смысл строки, меняющей смысл следующей; смысл сокровенный и духовный; частное и общее». Следуя некоторым ориентирам врача Захария Рази, аль-Бекри считал, что три веры — ислам, христианство и иудаизм — могут быть поняты как три уровня «Божественной книги». Каждый народ усваивает слои «Божественной книги» по-своему, в том порядке, который ему больше подходит, проявляя тем самым свою глубинную природу. Первый слой значений он даже не рассматривал, потому что это буквальный слой, называющийся «авам», и он доступен каждому человеку, независимо от его веры. Второй слой — слой аллюзий, переносных значений, который называется «кавас» и который понимают избранные, — представляет христианскую церковь и покрывает настоящий момент и звук (голос) Книги. Третий слой называется «авлия» и охватывает оккультные значения, представляя еврейский уровень «Божественной книги», это слой мистической глубины и чисел, слой письменных знаков Книги. А четвертый, «анабия», — слой пророческого света и будущего, он представляет исламское учение в его самом сущностном значении, это дух Книги, или седьмая глубина глубины. Таким образом, хазары приняли сначала самый высший уровень («анабию») и только потом остальные слои «Божественной книги», причем не по порядку, показав тем самым, что больше всего им подходит учение Мухаммеда. Так что, в сущности, они и потом никогда не порывали с исламом, хотя и переходили в определенный период из христианства в иудаизм.
Доказывает это тот факт, что перед тем, как погибло хазарское царство, последний хазарский каган снова перешел в первоначально выбранную им веру, то есть в ислам, о чем недвусмысленно свидетельствует запись Ибн аль-Атира.
Сочинение Спаньярда аль-Бекри написано изысканным арабским языком, таким же, каким говорили ангелы, однако в последние годы жизни, в глубокой старости, стиль его изменился. Это произошло тогда, когда он начал кормить свой шестьдесят седьмой год. Был он лыс, леворук и правоног, и единственное, что еще оставалось от прошлого, — это пара прекрасных больших глаз, похожих на двух маленьких голубых рыбок. Однажды ночью ему приснилось, что какая-то женщина стучит в его дверь. Лежа в постели, через небольшое отверстие для лунного света, имевшееся в двери, он хорошо видел ее лицо, напудренное рыбьей мукой, как это было принято у девственниц. Когда он подошел к двери, чтобы впустить ее, оказалось, что она стучит не стоя, а сидя на земле. Но и в таком положении она была высотой со стоящего аль-Бекри. А когда она начала вставать, это длилось так долго и голова ее уходила в такую высоту, что аль-Бекри перепугался и проснулся, но не в своей постели, где он видел описанный сон, а в какой-то клетке над водой. Был он юношей лет двадцати, левоногим, с длинными волнистыми волосами и бородой, которая напоминала ему нечто такое, чего никогда, он был в этом уверен, не было, — будто он обмакивает эту бороду в вино и моет ею грудь какой-то девушке. По-арабски он не знал ни слова, а с тюремщиком, который пек ему хлеб из мелко смолотых мушек, свободно говорил на каком-то языке, который тот понимал, а он сам — нет. Таким образом, он больше не знал ни одного языка, и это было единственным, что еще осталось от него, каким он был до пробуждения. Клетка висела над водой, и при каждом приливе над волнами оставалась только его голова, а во время отлива он мог, опустив руку, схватить под собой рака или черепаху. Морская вода тогда уходила, и приходила речная, и он пресной водой смывал соль с кожи. Сидя в клетке, он писал — выгрызал зубами буквы на панцире раков или черепах, но прочитать написанное не умел и выпускал животных в воду, не зная, что сообщает миру в своих письмах. Бывало и так, что во время отлива он вытаскивал черепах, на спинах у которых были изображены какие-то послания, он их читал, но не понимал ни слова. Умер он, грезя о соленой женской груди в соусе из слюны и зубной боли и снова учась языку «Божественной книги», у дерева, к которому был подвешен.
АТЕХ
К | Ж (начало IX века) — по исламскому преданию, при дворе хазарского кагана
жила его родственница, известная своей красотой. Перед ее покоями стояли огромные сторожевые собаки с серебряной шерстью и хлестали себя хвостами по глазам. Они были выдрессированы стоять все время неподвижно, и иногда было видно, как, не двигаясь с места, они мочатся на свои передние лапы. В их груди, на дне, как камни перекатывались согласные звуки, а перед тем, как лечь спать, они сворачивали свои длинные хвосты в бухты, как корабельные канаты. У Атех были серебряные глаза, и вместо пуговиц она использовала бубенчики, так что и за стенами дворца можно было бы по звуку догадаться, чем занята во дворце принцесса — одевается ли она или раздевается, готовясь ко сну. Но ее бубенчиков никогда не было слышно. Принцесса была одарена не только необыкновенным умом, но и необыкновенной медлительностью. Она вдыхала воздух реже, чем другие чихают, и при всей своей вялости питала страшную ненависть ко всем и ко всему, что могло попытаться заставить ее действовать быстрее, независимо от того, собиралась или нет она сама этим делом заняться. А подкладка этого платья из медлительности была видна в ее разговоре через другую особенность — она никогда долго не задерживалась на одном предмете и, общаясь с людьми, скакала в беседе с ветки на ветку. Правда, спустя несколько дней она опять неожиданно возвращалась к начатому рассказу и продолжала, даже если ее об этом не просили, то, что раньше бросала на полуслове, увлеченная своими порхающими мыслями. Это полное нежелание или неумение отличать в разговоре важные предметы от неважных и совершенное безразличие к любой теме объясняется тем несчастьем, которое произошло с принцессой во время хазарской полемики
.
Кроме того, Атех писала стихи, но достоверно известно лишь одно ее изречение, которое звучит так: «Разница между двумя „да“ может быть большей, чем между „да“ и „нет“». Все остальное ей только приписывается.
Считается, что в арабских переводах сохранилось многое из ее стихов или текстов, созданных при ее участии. Особое внимание исследователей истории хазар в период обращения этого народа в новую религию привлекли стихи, посвященные хазарской полемике. По некоторым оценкам, это были любовные стихи, использованные позже в качестве аргументов в вышеупомянутом споре и записанные теми, кто фиксировал хронику событий того времени. Как бы то ни было, Атех участвовала в этой полемике с огромным жаром и успешно противостояла и еврейскому, и христианскому участнику, чем оказала большую помощь представителю ислама, Фараби ибн Коре
, и вместе со своим властелином, хазарским каганом, перешла в ислам. Грек, участвовавший в полемике, почувствовав, что проигрывает, объединился с еврейским посланцем, и они договорились передать принцессу Атех властителям двух адов — еврейскому Велиалу и христианскому Сатане. Чтобы избежать такого конца, Атех решила добровольно отправиться в третий ад, исламский, и отдаться в руки Иблиса. Так как Иблис был не в состоянии полностью изменить решение Велиала и Сатаны, он лишил Атех пола, осудил ее забыть все свои стихи и свой язык, за исключением одного слова — « ку »
, при этом он даровал ей вечную жизнь.
Он послал к ней злого духа по имени Ибн Хадраш
, который появился перед ней в обличье страуса и привел приговор в исполнение. Так принцесса Атех осталась жить вечно и получила возможность бесчисленное количество раз снова и снова возвращаться к любому своему слову или любой мысли, никуда не торопясь, ибо вечность притупила чувство того, что во времени происходит раньше, а что позже. Но любовь ей была доступна только во сне. Так, принцесса Атех полностью посвятила себя секте ловцов снов — хазарских священнослужителей, которые занимались созданием своего рода земной версии той небесной иерархии, которая упоминается в Священном Писании. Атех и члены ее секты обладали способностью направлять в чужие сны послания, свои или чужие мысли и даже предметы. Принцесса Атех могла войти в сон человека, который моложе ее на тысячу лет, любую вещь могла она послать тому, кто видел ее во сне, столь же надежно, как и с гонцом на коне, которого поили вином. Только намного, намного быстрее… Описывается один такой случай с принцессой Атех. Однажды она взяла в рот ключ от своей опочивальни и стала ждать, пока не услышала музыку и слабый голос молодой женщины, который произнес следующие слова:
— Поступки в человеческой жизни похожи на еду, а мысли и чувства — на приправы. Плохо придется тому, кто посолит черешню или польет уксусом пирожное…
Когда эти слова были произнесены, ключ исчез изо рта принцессы, и она, как говорят, знала, что таким образом произошла замена. Ключ попал к тому, кому были предназначены слова, а слова в обмен на ключ достались принцессе Атех.
Даубманнус
утверждает, что в его время принцесса Атех все еще была жива и один музыкант, игравший на лютне, в XVII веке, турок из Анатолии по имени Масуди
, встретил ее и разговаривал с ней. Этот человек учился искусству ловца снов и обладал копией одной из арабских версий хазарской энциклопедии или словаря, но к моменту встречи с принцессой Атех Масуди еще не прочел всех статей словаря, поэтому не узнал слово «ку», когда принцесса Атех произнесла его. Это слово из хазарского словаря, оно означает какой-то плод, и если бы Масуди это понял, то догадался бы, кто стоит перед ним, и таким образом был бы избавлен от всех дальнейших усилий по овладению желанным мастерством: несчастная принцесса могла научить его охоте на сны гораздо лучше, чем любой словарь. Но он не узнал принцессы и упустил свою самую главную добычу, не понимая ее истинной цены. Поэтому, как рассказывает одна из легенд, собственный верблюд плюнул Масуди прямо в глаза.
ИБН (АБУ) ХАДРАШ — шайтан, который забрал у принцессы Атех
пол. Обитал в аду, в том самом месте, где пересекаются орбита Луны и орбита Солнца. Он был поэтом и о самом себе написал следующие стихи: «Ужасаются абиссинцы, когда я подхожу к их женам. А вместе с ними и греки, турки, гуры и славяне…»
Стихи Ибн Хадраша собрал человек по имени аль-Мазрубани, который интересовался поэзией демонов и в XII веке составил сборник их стихов (сравнить с арабским сборником Ахмада Абу аль-Али, аль-Маари, в котором отмечается этот факт).
Ибн Хадраш скакал на коне с таким размашистым шагом, что и по сей день ежедневно слышно по одному удару копыта его рыси.
КАГАН
К | Ж — хазарский правитель, слово происходит от татарского «хан», что означает «князь». По утверждению Ибн Фадлана, хазары хоронили своих каганов под водой, в ручьях. Каган всегда делил власть с соправителем, а все превосходство его заключалось в том, что его приветствовали первым. Каган обычно происходил из старой, знатной, часто турецкой, семьи, а король, или бек, его соправитель, — из народа, то есть из хазар. Имеется одно свидетельство IX века (Якуби), которое говорит, что уже в VI веке наряду с каганом существовал и его наместник, халиф. Наиболее интересный рассказ о соправителях у хазар оставил аль-Истахри. Этот текст относится к 320 году по хиджре (932 год от Рождества Христова), и говорится в нем следующее:
«Что касается хазарской политики и системы правления, то их правителя называют каганом хазар. По рангу он выше, чем хазарский король (бак или бек), за исключением только того, что назначается королем (король дает ему звание кагана). Когда хотят назначить кагана, приводят избранника и начинают душить его куском шелка до тех пор, пока его дыхание почти совсем не прервется, и тогда спрашивают: „Как долго ты желаешь править?“ — а он отвечает: „Столько-то и столько-то лет“. Если он умрет до истечения этого срока, ничего страшного. Если нет, то его убивают, как только кончается им самим отмеренный срок. Каган обладает силой только среди знати. Он не имеет права приказывать или запрещать, но его почитают, и при виде его люди падают ниц. Кагана выбирают из знати, не имеющей ни силы, ни денег. Когда подходит очередь избрать кого-то на место правителя, его выбирают независимо от имущественного состояния. От надежного человека я узнал, что он видел на улице одного юношу, торгующего хлебом, про которого говорили, что когда умер каган, не смогли найти никого другого, кто в большей мере, чем этот молодой торговец, заслуживал бы стать его преемником, однако юноша оказался мусульманином, а место кагана мог занимать только еврей».